Поиски религиозных мотивов и религиозная трактовка образов в творчестве Дж. Толкина ‒ общее место многих исследований, которые иногда приводят к спорам в духе средневековых схоластов, как, например, полемика группы стратегических исследований (ГСИ) «Китоврас» и толкинистской команды «Эстель», развернувшаяся в конце 90-х ‒ начале 2000-х. Однако тщательный анализ художественного и эпистолярного наследия английского писателя на широком историко-литературном фоне заставляет усомниться в продуктивности таких трактовок и обратиться к мифопоэтике, которая позволяет объяснить большинство фактов и противоречий такого сложного литературного явления, как мир Средиземья.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЙ
Религия
Начнём мы, как всегда, с определений, так как в разговорах о религии и религиозных мотивах всегда очень много проблем. Самым проблемным является определение понятия «религия». И не потому, что само явление вызывает какие-то сложности понимания, а потому, что верующие его упорно избегают или вкладывают в него своё эмоционально-оценочное восприятие. Так, например, в докладе «Толкинизм как элемент неорелигиозности», прочитанном на Круглом столе «Профессор Толкин и его наследие» в РГГУ в 2001 году, Михаил Андреевич Сиверцев уклонился от определений, вызвав жаркую дискуссию, которая никаких результатов не дала. Докладчик прямо заявил, что «занятие определением, которое происходило последние две тысячи лет, не завершилось конкретным определением. Вопрос “Что такое религия?”, скорее всего, решится не ранее, чем через тысячу лет» [Сиверцев 2001: 7]. Даже если оставить в стороне внутреннюю противоречивость подобного утверждения (как докладчик высчитал, что вопрос «решится не ранее, чем через тысячу лет», почему тогда в докладе утверждается неорелигиозный характер толкинизма, если нет даже определения религии, не говоря уже о неорелигиозности, и т.д.), можно отметить, что утверждения Михаила Андреевича тут же опровергли из зала достаточно точным определением, которое почти соответствует научному: «Религия – это организованное поклонение высшим силам» [там же: 9]. Особенно удивляет позиция докладчика на фоне выступления Ирины Шрайнер, которая не только отметила необходимость точных определений, но и дала вполне научное определение религии, совпадающее с репликой из зала: «мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение и специфические действия (культ), основанный на вере в существование бога или богов т.е. той или иной разновидности сверхъестественного» [Шрейнер 2001: 6].
Таким образом, мы видим, что определение религии давно существует и не вызывает у исследователей каких-либо затруднений. Мы же воспользуемся работами Юрия Ивановича Семёнова, который максимально конкретизировал и систематизировал все определения, связанные с предметом нашего рассмотрения.
Итак, Религия – «это вера в сверхъестественную силу и культовые действия…, имеющие целью использовать эту силу для обеспечения повседневного успеха… Там, где нет культовых действий, нет действительной веры в сверхъестественную силу» [Семёнов 2019: 7-8], то есть нет религии. Необходимо сделать акцент на том, что культ предполагает не просто веру в сверхъестественные силы, но и убеждённость, что эти силы активно вмешиваются в жизнь людей, а значит, на них можно оказывать влияние определёнными действиями. Их сверхъестественность определяется двумя факторами: их нет в реальности, но, согласно верованиям, от них «зависит любая человеческая деятельность, а значит и судьба человека» [там же: 81].
Ещё одно важное замечание: мы можем говорить о «наличии» религии и религиозного сознания только в том случае, когда есть все признаки в системной связи. То есть, если есть вера и культ, но объектами веры является несверхъестественное, то религии тоже нет. Например, культ какой-нибудь эстрадной знаменитости. Демонстрация слепой любви и обожания помимо всего прочего преследуют вполне рациональные цели: получить автограф или предмет, связанный с культом, чтобы обеспечить свой повседневный успех в среде таких же фанатов. Но религией это, естественно, не назовёшь, так как эстрадная знаменитость – вполне реальный человек без каких-либо сверхъестественных способностей. Более того, фанаты могут его идеализировать, но коллективные верования о сверхъестественных способностях от этого не формируются.
Религия и мораль
Строгое определение религии, позволяющее отличать её от других форм общественного сознания, подводит нас к ещё одной важной проблеме, связанной с трактовкой Толкиновских текстов. Причина, по которой большинство толкинистов пытаются объявить книги английского писателя христианскими, кроется, на наш взгляд, в смешении понятий «религия» и «мораль». Так, например, Павел Фёдоров пишет: «Большинство… придерживается (в разной степени) христианских воззрений, есть и иные – мусульмане или иудеи, есть люди маловерующие и агностики (есть, вероятно, и атеисты), но всех их объединяет одно ‒ этика Толкина (христианская) им более-менее близка. Как я уже говорил, некоторые обратились в христианство под влиянием Толкина, а во многих он укрепил и пробудил почти угасшую веру» [Фёдоров 2001b: 31].
Это крайне спорная мысль. И не потому, что есть множество людей, которых книги Дж. Толкина «обратили» в язычество, причём самого разного толка (к их числу принадлежал в молодости и я, а в моём окружении среди любителей Толкина христиан не было). Дело в том, что религия и мораль (в данном случае этика) никак не связаны, и вопрос этот уже давно решён в рамках философии. Существенные расхождения заключаются в том, что «религиозный долг состоит в выполнении обязательств по отношению к сверхъестественной силе», а моральный – «по отношению к обществу», поскольку мораль – это «общественная воля, интериоризированная, усвоенная людьми, живущими в конкретном обществе» [Завалько 2006: 185-207]. По этой причине законы этики основаны не на благих пожеланиях (а от себя добавлю – и не на чьих-то запретах), а на огромном отрицательном и положительном опыте множества поколений живых существ, возникших задолго до человека [Вольский 2004: 49].
Чтобы убедиться в этом, не обязательно углубляться в историю философии. Достаточно открыть список заповедей любой религии и посмотреть, сколько из них и в каком порядке посвящены обязательствам перед сверхъестественной силой, а сколько – обязательствам перед людьми. Можно просто взять такое же строгое определение, например, христианства и проанализировать его. Вот определения, взятые из Православной энциклопедии: в узком понимании христианство – это «основанная Богом, богооткровенная религия, в основе которой – вера в Единого Бога в трех Лицах: Отца, Сына и Святого Духа, вера в Христа как в вочеловечившегося Сына Божьего, Спасителя, Искупителя, в истинность преподанного через Него учения о спасении, в созданную Им Церковь»; в более широком – «совокупность религиозных течений, чьи представители отождествляют себя с последователями Господа Иисуса Христа». Как мы видим, ни слова о морали и этике – все определения строятся вокруг сверхъестественного существа. Именно по этой причине заявление П. Фёдорова выглядит очень странным: как мусульманам может быть близка христианская этика, если в той же Православной энциклопедии чётко сказано: «Мусульмане исповедуют, что «нет никакого божества, кроме Аллаха, а Мухаммед – пророк Аллаха». Некорректно считать Аллаха тем же Единым Богом, что и в христианстве, т. к. представления мусульман о Боге противоречат Божественному Откровению»? Не думаю, что и представители других религий согласятся с тем, что их религиозная этика восходит к Христу. Ну и в-третьих, можно ответить на простой вопрос: что изменится в нашей этике, если завтра мы узнаем, что произошли от орков или зелёных человечков с Марса? Разве это автоматически отменит необходимость соблюдать нормы морали?
Миф
А теперь обратимся к мифу. Если мы рассмотрим ряд определений, выдвинутых лингвистами, историками, философами и культурологами, то сможем обнаружить в них ряд общих элементов. Так, согласно этимологическим словарям слово «миф» происходит от древнегреческого ὁ μῦθος со значением “речь, рассказ, весть; рассказ о богах и героях; сказание, предание” . Греческое слово, в свою очередь, восходит к индоевропейскому пракорню *mewHdʰ- “стремиться (санскр. mudhate “стремиться”); безуспешно желать (литовск. mausti “ныть, тосковать”); думать (слав. мысль)” < *mew- “двигаться” (лат. moveō) [IEW: 743]. Обобщая данные сравнительно-исторического языкознания, К.Г. Красухин пишет: «Миф есть внутреннее эмоциональное и рациональное напряжение, воплощённое в слове» [Красухин 2000: 29-30]. Примерно о том же писал и выдающийся филолог А.А. Потебня: «Повествование, вызванное к жизни как попыткой объяснения явлений окружающего мира, так и чисто языковыми фактами, внешней и внутренней формой слова» [Потебня 1914: 34], а философ А.Ф. Лосев резюмировал эти определения до сжатой формулы: «Миф – развёрнутое магическое имя…» [Лосев 1994: 218]. В этом же ключе рассматривали мифологические тексты и О.М. Фрейденберг с В.Н. Топоровым. Внутренняя форма слова непосредственно «развертывается в действие, составляющее мотив» [Фрейденберг 1982: 679]. И мифопоэтические тексты в этом плане более показательны, ибо в них «все мотивы, связанные с данным словом…, суть этимологические решения этого слова…» [Топоров 2004: 42].
Этой особенностью в соотношении слова и текста и воспользовался Дж. Толкин при создании своего Средиземья. Как отмечает Т. Шиппи, «Толкин попросту превратил эпитеты в топонимы, слова в вещи, и больше ничего» [Шиппи 2003: 139]. Мы запомним этот момент, поскольку он пригодится нам в дальнейшем.
Итак, обобщая сказанное, миф – это, прежде всего «текст, передающийся не только из уст в уста, но и из поколения в поколение, т.е. произведение словесности» [Семёнов 2019: 75].
Миф и религия
На основании этого Ю.И. Семёнов выделяет общее понятие «фантон» (от греч. φαντασία “воображение” и ὄν “сущее”) и частные – «культон» и «мифон» (от лат. cultus “поклонение, культ” и греч. μῦθος “миф” соответственно), различающиеся наличием или отсутствием сверхъестественных сил.
Фантоны – это «создания человеческой фантазии, в которые люди верят» [Семёнов 2019: 82]. Культоны – это «фантоны, наделённые сверхъестественной силой (духи, боги), по отношению к которым совершаются различные действия, имеющие целью использовать эту силу для обеспечения повседневного успеха (культы)», а мифоны – «фантоны, не наделённые сверхъестественной силой» [там же: 83]. К последним Ю.И. Семёнов относит тотемистических предков и культурных героев, поскольку животные-тотемы и культурные герои не являются сверхъестественными существами и не обладают сверхъестественной силой. Им не поклоняются.
Мифопоэзия
Кроме того, мы должны чётко отличать миф как произведение словесности от схожего явления из области художественной литературы. Во второй половине XX века англо-американской школой мифологической критики было введено понятие мифопоэтики (мифопоэзии). «Мифопоэзия – обозначение всех жанров художественного творчества, тематически или структурно связанных с тем или другим мифом» [Slockhower 1970: 76]. Строго говоря, художественным творчеством были уже самые первые мифы, именно поэтому М. Горький отмечал: «Бог в представлении первобытных людей… являлся художественным обобщением успехов труда и “религиозное” мышление трудовой массы нужно взять в кавычки, ибо это было чисто художественное творчество» [Горький 1934: 6]. Но в отличие от архаических мифов, в этой разновидности искусства мифологическая фантастика «не выдается за подлинную эмпирическую реальность» [Максимов 1979: 7]. Для мифопоэтики характерны наличие «мифологической» фантастики, презумпция художественной условности и связь мифопоэтических произведений с современностью» [Юлова 1994: 52].
«РЕЛИГИОЗНЫЕ» МОТИВЫ В ТВОРЧЕСТВЕ ДЖ. ТОЛКИНА
Религия и культы
Уже из этих определений видно, что книги Дж. Толкина не очень подходят для поиска религиозных мотивов, так как именно к культам и влиянию мифологических персонажей на судьбы людей писатель относился крайне отрицательно, о чём недвусмысленно говорится во всех основных текстах: «... the Valar are to these kindreds rather their elders and their chieftains than their masters; and if ever in their dealings with Elves and Men the Ainur have endeavoured to force them when they would not be guided, seldom has this turned to good, howsoever good the intent» [Silm: 35] ‒ «Этим народам (Эльфам и Людям – Е.С.) Валары скорее старшие родичи и вожди, чем господа; и если в общении с Эльфами и Людьми Айнуры когда-либо прибегали к принуждению, это редко заканчивалось хорошо, даже если намерения были благими». Данный фрагмент однозначно позволяет отнести Валаров именно к мифонам, то есть вымышленным персонажам, не имеющим сверхъестественного статуса и по этой причине лишённым культа. Кстати, что самое интересное, культа не было даже у Эру Илуватара, хотя уж он-то по отношению к Валарам и прочим обитателям Арды был самым настоящим божеством! В неоконченном романе «Утраченный путь» Толкин пишет: «There were no temples in this land. But on the Mountain we spoke to the One, who hath no image. It was a holy place, untouched by mortal art. Then Sauron came. We had no temples. But now the Mountain is despoiled. Its trees are felled, and it stands naked; and upon its summit there is a Temple… For long Sauron did not name his master by the name that from old is accursed here… But now he speaketh openly of Alkar, of Morgoth. He hath prophesied his return. The Temple is to be his house» [LR: 66-67] ‒ «В этой стране не было храмов. На вершине Горы мы говорили с Единым, которому не создавали изображений. И это было священное место, не тронутое человеческим искусством. А потом пришёл Саурон. У нас не было храмов, но теперь Гора осквернена, деревья там срублены, и вершина её стоит нагая, а на вершине зиждется Храм». В письме №156 Роберту Мюррею 4 ноября 1954 года Толкин высказывается более определённо: «No temple, as all such things had evil associations» [Letters: 204] ‒ «Никаких храмов, потому что такие вещи ассоциируются со злом».
Вообще же нуменорские эпизоды 30-х годов, повествующие о приходе на остров Саурона, однозначно показывают, что храмы и религиозные культы воспринимались как несомненное зло: Саурон, которого ранние версии называют Thû (от «праэльфийского» корня THOW “stink” [WPP: 68, 99]), не просто выстроил Храм, но и назвал его объединённым именем Тху-Моргота, возвестив Второе Пришествие своего господина и спасение от смерти:
«Thû comes to Atalante, heralding the approach of Morgoth. But Morgoth cannot come except as a spirit, being doomed to dwell outside the Walls of Night. The Atalanteans fall, and rebel. They make a temple to Thû-Morgoth» [FN: 11-12] ‒ Тху явился в Аталанте, провозгласив пришествие Моргота. Но Моргот мог прийти только как дух, будучи обречён обитать за пределами Стен Ночи. Атланты пали и взбунтовались, построив храм Тху-Морготу».
Этот фрагмент интересен тем, что боги зла выступают здесь как проявление единой сущности в трёх лицах, на что указывает присутствие Моргота в виде духа и его тождество с Сауроном в имени Тху-Моргот, что в переводе с Синдарина означает Отвратительный Чёрный Враг.
Обычно мне возражают, что здесь речь идёт о нечестивой троице из Апокалипсиса (главы 12 и 13). Но в Откровении Иоанна центральный образ Антихриста – это дракон и самые опасные дикие звери: «Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть. И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю» (Откр 13: 2-3), Саурон же является в Нуменор совсем в другом облике:
«And in time it came to pass that Sûr (Thû) came in the likeness of a great bird to Numenor and preached a message of deliverance, and he prophesied the second coming of Morgoth» [FN: 15] – «И случилось так, что Саурон явился в Нуменор обличии огромной птицы и проповедовал весть о спасении, предрекая второе пришествие Моргота».
Согласитесь, если триединство Тху-Моргота и Духа Моргота ещё можно сравнить с нечестивой троицей христианских легенд, то, насколько мне известно, ни один антихрист никогда не провозглашал своего второго пришествия. Да и бесконечное противостояние одного бога целой иерархии собратьев скорее напоминает борьбу монотеизма против политеизма. Сходство усиливается ещё и тем, что при описании тёмных сил, Дж. Толкин использует Ветхозаветные описания Яхве! Давайте сравним контексты:
Балрог: «It was like a great shadow, in the middle of which was a dark form, of man-shape maybe, yet greater; and a power and terror seemed to be in it and to go before it… The flames roared up to greet it, and wreathed about it; and a black smoke swirled in the air. Its streaming mane kindled, and blazed behind it. Fire came from its nostrils» [LotR: 329] – «оно напоминало огромную тень, в центре которой была тёмная форма, похожая на человека, только выше. От неё исходили ужас и мощь... языки пламени с рёвом взметнулись, приветствуя его, и обвиваясь вокруг него, а в воздухе склубился чёрный дым. За спиной существа впыхнула и запылала волнистая грива, а из ноздрей вырвался огонь».
Яхве: «Then the earth shook and trembled; the foundations also of the hills moved and were shaken, because he was wroth. There went up a smoke out of his nostrils, and fire out of his mouth devoured (‘ālâ ‘āšān| bə’appōw wə’ēš-mipîw): coals were kindled by it. He bowed the heavens also, and came down: and darkness was under his feet…» (Псалом 17(18): 7-8) – «И тогда земля задрожала и затряслась, а основания гор сдвинулись и поколебались от его гнева. Из его ноздрей повалил дым, а изо рта – огонь поядающий, и от него вспыхнули угли. И он наклонил небеса и сошёл вниз, и тьма была под его ногами»; «And the nostrils of the LORD was kindled against Moses (wayyiḥar-’aph yəhwâ bəmōšeh) …» (Исход 4:14) – «И воспламенились ноздри ГОСПОДА на Моисея».
Сходство подчёркивается характерной лексикой: ‘ashan “smoke (of furnace and volcanic fire)”,’esh “fire”, ḥārāh “burn; be kindled”, ’aph “nostrils”.
Моргот: «Then he came again, walking through the shadow like a bright fire… But unless ye take Me for LORD and swear to serve Me, I shall depart and leave you… Now build Me a house upon a high place, and call it the House of the LORD. Thereupon he went up as in a great flame and smoke, and we were scorched by the heat» [AFA: 347] – «Тогда он явился снова, двигаясь во мгле, словно яркий огонь… Если вы не признаете меня ГОСПОДОМ и не поклянётесь служить Мне, я уйду и оставлю вас… Воздвигните же мне дом на возвышенности и назовите его Домом ГОСПОДА. Потом он поднялся, словно объятый пламенем и дымом, и его жар опалил нас».
Яхве: «Now Mount Sinai was completely in smoke, because the LORD descended upon it in fire. Its smoke ascended like the smoke of a furnace, and the whole mountain quaked greatly» (Exodus, 19:18) – «И вот гору Синай полностью заволокло дымом, ибо ГОСПОДЬ спустился на неё в огне»; «Now, my son, the LORD be with you, and may you have success and build the house of the LORD your God, as he said you would» (1 Chronicles 22: 11) – «Теперь же, сын мой, ГОСПОДЬ пребудет с тобой, и да сопутствует тебе удача: воздвигни же дом ГОСПОДА Бога твоего, ибо он сказал, чтобы это совершил ты»; «…the cloud filled the house of the LORD, so that the priests could not stand to minister because of the cloud: for the glory of the LORD had filled the house of the LORD. Then spake Solomon, The LORD said that he would dwell in the thick darkness» (1 Kings 8:10-12) – «облако наполнило дом ГОСПОДА, так что священники не могли нести службу из-за него, ибо слава ГОСПОДНЯ наполнила дом ГОСПОДА. Тогда изрёк Соломон: ГОСПОДЬ сказал, что он предпочитает обитать в густой тьме».
В этом контексте Моргот является Людям в характерном для Ветхого Завета облике дымного столпа, пронизанного огнём, а храм, который по его приказу построил Соломон, именуется Дом Господа (the House of Lord).
Именно поэтому попытка рассматривать мифопоэтические образы с точки зрения религиозных мотивов в данном случае не очень перспективна.
Мифы народов мира
Проблема осложняется ещё и тем, что в текстах встречаются очевидные отсылки к разным мифологическим и религиозным системам, противоречащим авраамическим религиям вообще и христианству в частности.
Я подробно разобрал все отсылки в соответствующих публикациях из разделов «Народы Средиземья» и «Истоки творчества Толкина», поэтому ограничусь кратким обзором. При внимательном рассмотрении можно заметить, что они носят чисто внешний характер и зачастую противоречат канонам той религии, откуда позаимствованы.
Так, например, прямое соответствие Айнуров и Валаров скандинавским Богам нарушается существованием в мире Толкина Единого Бога Эру Илуватара, который, в свою очередь, не может трактоваться, как бог монотеистической религии, поскольку монотеизм не допускает существования иерархии богов.
Соотношение «Верховный Бог-Боги» напоминает платоновскую концепцию Демиурга и созданных им Богов, но у Платона Боги более автономны и могут творить самостоятельно, в то время как у Толкина жизнь в творения Айнуров вдыхает Илуватар.
Зороастрийская концепция Ахура Мазды и Бессмертных Святых максимально близка «Сильмариллиону» по стилистике и именам, но зороастризм — дуалистическая религия, где злой дух Ангхро Майнью является братом Ахура Мазды и равен ему по статусу и происхождению, в то время как Мелькор, хоть и противостоит Илуватару и Айнурам в одиночку, но всё же по происхождению Айнур, созданный Илуватаром.
Гностические мотивы у Толкина в основном связаны с той же иерархией божеств и людей, концепцией Зова, Пробуждения и Отчуждённости, но «истинный бог» у гностиков отрешён от материального мира и не имеет к его творению никакого отношения, а мир сотворён предельно отчуждённой эманацией, погрязшей в материи. И это тоже не соответствует концепции Толкина.
Если пытаться толковать все эти и многие другие мотивы и образы в религиозном ключе, то мы неизбежно запутаемся в противоречиях, что и происходит, причём не только в спорах о религиозной принадлежности книг Дж. Толкина, но и в межконфессиональных различиях. Так, например, в «Письме участникам диспута» относительно гностической природы произведений Средиземского цикла есть раздел «О том, что и католик вполне может мыслить “православно”» [Фёдоров 2001-26: 24]. Само по себе утверждение довольно странное. Если католик может мыслить «православно» (даже в кавычках), то почему он не может мыслить гностически, язычески и в любом другом религиозном направлении? Но удивительнее то, что Павел Фёдоров со ссылкой на друга Дж. Толкина, католического священника Р. Мюррея утверждает, что «едва ли для толкиновского “мира”, помещенного в дохристианское время, могут иметь существенное значение такие проблемы, как учение о безошибочности римского епископа, вопрос о непорочном зачатии Девы Марии или об исхождении Духа Святаго только от Отца или также и от Сына. Не имеют его герои понятия ни об индульгенциях, ни о чистилище, не рассматривают и не затрагивают вопроса о служении Евхаристии на квасном или пресном хлебе, равно как и о моменте и образе пресуществления (или преложения Святых Даров). Все это еще бесконечно далеко от них» [там же: 25]. Это, конечно, верно... в отношении индульгенций и римского папы, появившихся в известные исторические времена, но Отец, Сын и Святой Дух, надо полагать, существовали и до этого, в том числе и в дохристианские времена, куда Дж. Толкин поместил мир Средиземья, как и чистилище, если только католический священник не думает, что и чистилище и исхождение Духа от Отца и Сына появились вместе с католиками. Очень странно, но католический теолог именно так и думает, поскольку прямо заявляет: «Римскокатолическое учение о чистилище развилось в Средние века» [там же: 28]!!! То есть католик прямо говорит, что чистилище не бог создал, а придумали люди. А как тогда со всеми прочими верованиями? Но, если всё же принять на веру истины христианства, то проблема филиокве и чистилище должны были иметь такое же значение для толкиновского мира, особенно если учесть, что в «Сильмариллионе» описываются события до создания мира и Отец, Сын и Святой Дух должны там присутствовать.
Ещё интереснее замечание о Чистилище, поскольку далее приводится довольно большой пассаж самого Р. Мюррея, опровергающий попытки найти в произведениях Толкина Чистилище [там же : 28]. Но проблема в том, что у Толкина Чистилище есть! В словаре «Qenyaqetsa» зафиксировано слово manimuine “Purgatory”, которое восходит к корню MANA с производными mane “good (moral)”, manimo “holy soul” и Manwё [Qq: 58]. Это слово, как и сама концепция Чистилища, подробно разобраны в «Книге Утраченных Сказаний», где эта область, именуемая также Habbanan и Harwali(e)n “Near the Valar”, расположена в Арвалине и предназначена для умерших Людей, которые «wait in patience till the Great End» [CV: 91-92] – «терпеливо ждут Великого Конца». И если журнал «Parma Eldalamberon» мог быть и не доступен, то первый том «Истории Средиземья» вышел в 1983 году, и уж конечно с ним можно было ознакомиться, прежде чем делать такие утверждения.
Нерелигиозные мотивы
Но главное, мы не сможем включить в единую систему примеры, которые и вовсе не связаны с религией и даже мифологией. В публикации «Толкин и Первая мировая война» я уже отмечал, что битвы Белерианда с их огнедышащими драконами и ордами орков создавались под впечатлением Первой мировой войны, в которой Дж. Толкин принимал непосредственное участие.
Многие мотивы и образы, особенно в ранних произведениях, являются метафорами детства и тех мест, где жил писатель, о чём подробно сказано в публикации «Мир детства в творчестве Толкина».
И даже Валары – Боги Средиземья – в поздних работах уже не сверхъестественные существа, а метафоры людей, обладающих огромными знаниями и возможностями, подходящие под определение человека,сделанное К. Марксом и Ф. Энгельсом, о чём я подробно писал в публикации «Валары»
МИФОПОЭТИКА ПРОТИВ РЕЛИГИИ
Мифопоэтическое творчество как уход от религии
В своей фудаментальной монографии крупнейший специалист по творчеству Толкина Т. Шиппи когда-то отмечал: «Подобно золотой рыбке на дне тинистого пруда, в большинстве толкиновских произведений то и дело проблескивает тема родства человека и природы, имени и поименованного. Возможно, в это родство Толкин верил сильнее всего на свете, едва ли не сильнее, чем в католическое учение (хотя, конечно, он надеялся, что на каком-то уровне эти две веры друг другу не противоречат). Именно эта вера заставила его взяться за перо» [Шиппи 2003: 241]. И не только.
Я часто цитирую меткое наблюдение из книги современного биографа Дж. Толкина М. Уайта: «Любовь к матери Толкин пронёс через всю жизнь, и до конца своих дней он был твёрдо убеждён, что Мэйбл Толкин умерла молодой по вине тех, кто отверг её из-за обращения в католицизм. Этим убеждением питалась и вера самого Толкина. По-видимому, именно оно и привело к тому, что одной из основ его жизни стала глубокая религиозность.
Но невозможно счесть простым совпадением и тот факт, что языками и древней мифологией Толкин увлёкся почти сразу же после смерти матери. Не могла ли в душе его затаиться неосознанная обида на церковь, обида на католицизм, отнявший у него мать? Не могла ли эта обида подтолкнуть его к поискам мира, свободного от христианства и от какой бы то ни было ортодоксальной веры вообще, – к поискам некой исконной, языческой альтернативы привычной ему реальности?
Одна из самых ярких особенностей Толкиновской мифологии заключается в том, что, подобно древним преданиям, лёгшим в её основу, она изображает мир, не знающий христианства… Иными словами, это мир раннего детства, мир, в котором Толкин жил до того, как его мать обратилась к религии…» [Уайт 2013: 81-83].
Подобные факты никак не сочетаются с религиозным характером Толкиновского творчества, поэтому их предпочитают не замечать, прикрываясь известной цитатой из письма №142 Роберту Мюррею: «The Lord of the Rings is of course a fundamentally religious and Catholic work; unconsciously so at first, but consciously in the revision. That is why I have not put in, or have cut out, practically all references to anything like 'religion', to cults or practices, in the imaginary world. For the religious element is absorbed into the story and the symbolism» [Letters 142: 172] – «“Властелин Колец” – глубоко религиозная и католическая книга, и если поначалу это делалось неосознанно, то в конце уже вполне сознательно. Именно поэтому я и не включил в свой воображаемый мир или удалил оттуда все отсылки к религии, культы и практики, ибо религиозные элементы интегрированы в само повествование и символизм». Эту цитату часто обрывают, поскольку дальнейшие комментарии писателя не слишком удобны: «However that is very clumsily put, and sounds more self-important than I feel. For as a matter of fact, I have consciously planned very little; and should chiefly be grateful for having been brought up (since I was eight) in a Faith that has nourished me and taught me all the little that I know; and that I owe to my mother, who clung to her conversion and died young, largely through the hardships of poverty resulting from it» [там же] – «Хотя сделано это было неуклюже и выглядит более важным для меня, чем на самом деле, так как в действительности я мало что добавлял специально и должен быть благодарен за наставление в вере, которая научила меня тому малому, что я знаю. Этим я обязан матери, которая осталась верна своим убеждениям и умерла молодой, чему способствовали тяготы бедности». Как мы видим, всё это вполне укладывается в гипотезу М. Уайта – религиозность Дж. Толкина, его приверженность католицизму определялись смертью Мэйбл и невзгодами бедности, которая во многом была связана с ранним сиротством, а не собственно религией.
Ну и под конец анализа «религиозных» мотивов приведу заметку самого Дж. Толкина, обнаруженную Кристофером в поздней рукописи «Беседы Финрода и Андрет» – философского трактата в стиле диалогов Платона, который часто приводят как яркий пример религиозности Толкиновских книг. Документ датируется 1955 годом и опубликован в десятом томе «Истории Средиземья»: «Already it is too like a parody of Christianity» [AFA: 354] – «Всё это уже слишком напоминает пародию на христианство». Таким образом Толкин осознавал, что все попытки интегрировать в ткань литературного повествования религиозные мотивы ни к чему не приведут.
Но если всё это не имеет отношения к религии, то как объяснить насыщенность произведений английского писателя образами, уходящими в религиозные и мифологические тексты разных народов?
Литературный суп
Ответ на этот вопрос, как это ни странно, дал сам Павел Фёдоров в своей полемической публикации. Обращаясь к своему оппоненту Музафарову, Павел пишет: «Странно, что аспирант философского факультета (как Вы говорите о себе) не знает простых истин из области литературоведения, известных всякому грамотному школьнику. “Хроники Нарнии” – аллегория (в отличие, скажем, от некоторых частей другой книги Льюиса – “Космической Трилогии”), а книги Толкина – не аллегоричны, скорее уж содержат истории и притчи. История отличается (по Толкину) от аллегории тем, что аллегория пытается описать реальные вещи их символами. А история рассказывает именно свое содержание – но в силу общих законов мира оказывается “применима” ко многим другим случаям и историям. Рассуждая о художественных текстах и сравнивая их по критерию “религиозного содержания,” неплохо было бы знать об этом отличии – оно достаточно фундаментально» [Фёдоров 2001: 32-39: 33]. С этим утверждением трудно не согласиться. Действительно, рассуждая о художественных текстах и отыскивая в них «религиозные» мотивы, необходимо помнить простые истины из области литературоведения, одну из которых Дж. Толкин излагает в письме №153 за 1954 год Питеру Гастингсу, который тоже занимался подобными поисками: «You have at any rate paid me the compliment of taking me seriously; though I cannot avoid wondering whether it is not 'too seriously', or in the wrong directions. The tale is after all in the ultimate analysis a tale, a piece of literature, intended to have literary effect, and not real history» [Letters: 188] – «Вы сделали мне комплимент, восприняв меня серьёзно, хотя я часто задумываюсь, не слишком ли серьёзно и в верном ли направлении. Всё-таки, если подвергнуть материал критическому анализу, это просто выдумка, художественное произведение, рассчитанное на литературный эффект, а не реальная история». Проще говоря, иногда сказки – это просто сказки, художественная литература, и образная система произведения формируется исходя из чисто литературных задач автора.
В своих эссе Дж. Толкин довольно ясно излагает суть своей работы, уподобляя произведение супу, где варятся «бычьи кости» различных источников [OFS: 20], и башне, которая складывается из камней, оставшихся от древних строений совершенно разного назначения [BC: 7-8].
Если посмотреть на творчество Дж. Толкина в целом, то можно заметить, что оно начиналось с языков и поэзии. Дж. Толкин включал в свои художественные построения всё, что ему очень нравилось, что было близко его эстетическому чувству. Его творческий путь напоминает становление русской поэзии в XVIII веке, когда происходило преобразование религиозно-мифологической системы в образно-идеологическую [Виноградов 1934: 91] и мифологические персонажи активно вводились в поэтические тексты не как конкретные Боги, Музы или, например, Фавны, а как элементы новой, чисто художественной эстетики. Взять, например, Оду А. Сумарокова «Е.И.В. всемилостивейшей государыне императрице Елисавете Петровне, самодержице Всероссийской, в 25 день ноября 1743», где можно найти такие вот строки:
Когда Беллона стрелы мещет
И Александр в победах блещет,..
В покое град, леса и горы,
С покоем нимфы ждут Авроры…
Нептун ему свой скиптр вручает
И с страхом Невский флот встречает,..
И тут же:
Да взыдет наш гремящий глас
В дальнейшие пространства селы,
Пронзив последние пределы,
К престолу божьему в сей час.
О боже, восхотев прославить
Императрицу ради нас,
Вселенну рушить и восставить
Тебе в один удобно час…
[Сумароков 1957: 58]
Мифопоэтика как утрата религиозного сознания
На Международной научной конференции к 130-летию со дня рождения Дж.Р.Р. Толкина, проходившей в ИМЛИ РАН 13-16 января 2022 года, М.В. Семенихина выступила с интересным докладом «Толкин как исследователь творчества Ф.Г. Томпсона», где, ссылаясь на эссе Ф. Томпсона «Язычество старое и новое», высказала довольно очевидную мысль: именно утрата языческого мировоззрения, его замена на христианское позволило облагородить древние мифы, опоэтизировать и интегрировать их в литературную традицию романтизма [Семенихина 2022: 270-271]. Иными словами, возвращаясь к определениям мифопоэтики, религиозные мотивы могут стать частью художественной литературы, только утратив свой религиозный характер, трансформировавшись из религиозно-мифологической в образно-идеологическую систему. И странно, что, спокойно принимая данный процесс в отношении язычества, искатели религиозных мотивов не хотят принять его в отношении монотеистических религий, уступивших место научной картине мира; и упоминания языческих персонажей, вроде богов или эльфов, смело относят к романтической традиции, а упоминания персонажей христианской мифологии, вроде бога и ангелов, трактуют как несомненное свидетельство религиозности Толкиновских книг, хотя подобные слова в языке и культуре уже давно подверглись частичной или полной десемантизации.
Так, например, все мы говорим в определённых ситуациях «чёрт побери» или «бог его знает», совершенно не подразумевая никаких религиозных идей и отсылок – это простые междометия, возникшие на основе когда-то живых выражений. По ним можно изучать историю становления языковых и культурных стереотипов, но никак не судить о принадлежности к той или иной религии тех, кто употребляет эти междометия в настоящее время.
Общезначимая применимость
Этика и мораль, заложенная в произведениях Дж. Толкина, как и их жанровая принадлежность, исчерпывающе описывается простой аннотацией к советскому изданию «Властелина Колец»: «Известный британский писатель в своей философской сказочной повести… отстаивает идеи человечности, готовности к подвигу и самопожертвованию во имя родины, культурного единения народов. Языком образов, созданных на материале валлийских легенд, ирландских и исландских саг, скандинавской мифологии и древнегерманского эпоса, автор недвусмысленно заявляет, что победа добра в мире и в человеческой душе зависит от самого человека. [Муравьёв 1988]. Как говориться, ни добавить, ни убавить!
А в послесловии к «слегка сокращённому» переводу «Хранителей» ‒ первому советскому изданию – В.С. Муравьёв говорит о мифопоэтических образах: «Образы эти лживыми не бывают – ложным может быть лишь их буквальное, огрубленное и примитивное понимание» [Муравьёв 1982: 327]. На мой взгляд, это очень точно характеризует все попытки искать всевозможные «религиозные» мотивы в образах современного искусства, опираясь лишь на происхождение этих образов и игнорируя их современное функционирование.
Тексты Дж.Р.Р. Толкина
AFA ‒ Athrabeth Finrod ah Andreth // The History of Middle-earth. / Ed. Christopher Tolkien. Vol. 10. Morgoth’s Ring. – L. : HarperCollins Publishers, 1994.
BC ‒ Beowulf and the Critics // The Monsters and the Critics and Other Essays. Ed. Christopher Tolkien. George Allen and Unwin, London, 1997.
CV ‒ The Coming of the Valar // The Book of Lost Tales / Ed. Christopher Tolkien. The History of Middle-earth: Vol. 1. London: George Allen and Unwin, 1994.
FN ‒ The Fall of Númenor // The History of the Middle-earth. / Ed. by Ch. Tolkien. Volume 5. The Lost Road and Other Writings. – L. : HarperCollinsPublishers, 1993.
Letters ‒ The Letters of J.R.R. Tolkien. Ed. Humphrey Carpenter with Christopher Tolkien. George Allen and Unwin, London, 1981.
The Lord of the Rings. 50th Anniversary One-Volume Edition. London: HarperCollinsPublishers, 2005.
LotR ‒ The Lost Road // The History of the Middle-earth. / Ed. by Ch. Tolkien. Volume 5. The Lost Road and Other Writings. – L. : HarperCollinsPublishers, 1993.
On Fairy-Stories // Tree and Leaf. London: HarperCollinsPablishers, 2001.
OFS ‒ Quendi and Eldar // // The History of the Middle-earth. / Ed. by Ch. Tolkien. Volume 11. The War of Jewels. – L. : HarperCollinsPublishers, 1995.
Qq ‒ Qenyaqetsa // Parma Eldalamberon: The Book of Elven Tongues. Ed. By Ch. Gilson, C.F. Hostetter, P. Wynne and A.R. Smith. Vol.12, 1998.
Silm ‒ The Silmarillion / Ed. by Ch. Tolkien. – L. : HarperCollinsPublishers, 1999.
WPP – Words, Phrases and Passages in various tongues in The Lord of the Rings // Parma Eldalamberon: The Book of Elven Tongues. Ed. By Ch. Gilson, C.F. Hostetter, P. Wynne and A.R. Smith. Vol.17, 2007.
Литература
Борев, Ю. Б., Эльсберг, Я.Г. Теория литературы, историзм и современность // Теория литературы : основные проблемы в ист. освещении / Академия наук СССР, Институт мировой литературы ; редкол. Г. Л. Абрамович. ‒ Москва : Издательство Академии наук СССР. Кн. 1 Образ, метод, характер. ‒ 1962. 450, [2] с.
Виноградов, В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. : пособие для высших педагогических учебных заведений / В. В. Виноградов. Москва, 1934.
Горький, М. О советской литературе // Первый всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчёт. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1934.
Завалько, Г.А. Проблема соотношения морали и религии в истории философии / Г. А. Завалько. Москва : URSS : КомКнига, 2006.
Вольский, Н.Н. Лингвистическая антропология. Введение в науки о человеке : курс лекций / Н. Н. Вольский. Новосибирск : Новосибирский государственный педагогический университет, 2004.
Красухин, К.Г. Слово, речь, язык, смысл: индоевропейские истоки // Язык о языке / под ред. Н. Д. Арутюновой. — М.: Языки русской культуры, 2000.
Лосев, А.Ф. Диалектика мифа // Миф-Число-Сущность / А. Ф. Лосев. – Москва : Мысль, 1994.
Максимов Д. E. О мифопоэтическом начале в лирике Блока: Предварительные замечания // Блоковский сб. III. Тарту, 1979.
Муравьёв, В.С. Сотворение действительности // Толкиен, Дж.Р.Р. Хранители: Летопись первая из эпопеи «Властелин Колец» / Сокр. пер. с англ. А. Кистяковского и В. Муравьёва. – М.: Дет. лит., 1982.
Потебня, А.А. О некоторых символах в славянской народной поэзии / А.А. Потебня. ‒ 2-е изд. ‒ Харьков : М.В. Потебня, 1914.
Семенихина, М.В. Толкин как исследователь творчества Ф.Г. Томпсона // Творчество Дж.Р.Р. Толкина в историко-литературном контексте : Материалы Международной научной конференции к 130-летию со дня рождения Дж.Р.Р. Толкина. – Москва: ТРП, 2022.
Семёнов Ю.И. Происхождение и развитие религии, мифологии, теологии и религиозной философии: Краткий теоретический очерк. М.: URSS, 2019.
Сиверцев М. А. Толкинизм как элемент неорелигиозности // Палантир. 2001. № 26. С. 5-11.
Сумароков, А.П. Избранные произведения / А. П. Сумароков. Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1957.
Муравьёв, В.С. Аннотация // Толкин Дж.Р.Р. Хранители: Повесть. Пер. с англ. / Предисл. В.С. Муравьёва. – М.: Радуга, 1988.
Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Т.1: Теория и некоторые частные её приложения. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Уайт, М. Джон Р. Р. Толкиен : биография: перевод с английского / М. Уайт. – СПб : Амфора, 2013.
Фёдоров, П. Письмо участникам диспута // Палантир. 2001. № 25. С. 32-39.
Фёдоров, П. Письмо участникам диспута // Палантир. 2001. № 26. С. 22-35.
Фрейденберг О.М. Мотивы // Поэтика, труды русских и советских поэтических школ. Будапешт, 1982.
Шиппи, Т. Дорога в Средиземье / пер. с англ. М. Каменкович. – СПб. : ООО «Издательство «Лимбус Пресс», 2003.
Шрейнер, И. О связи Толкинистики с религиозными системами: попытка полемики // Палантир. 2001. № 27. С. 6-9.
Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения : в 3-х томах / К. Маркс, Ф. Энгельс. – М. : Политиздат, 1985. Т. 2. – 1985.
Юлова, А.П. «Мифотворчество» в эстетических теориях и художественной практике русских символистов // Рижский филологический сборник. Вып. 1-й: Русская литература в историко-культурном контексте. Рига: Л У, 1994. – С. 51-57.
Slockhower, H. Mythopoesis. Mythic Patterns in the Literary Classics. Detroit: Wayne State University Press, 1970.