Итак, в предыдущей публикации я рассказал о том, что слово исторически представляет собой сжатый текст, а потому особенно значимые слова, среди которых первое место занимают имена собственные, могут разворачиваться в истории о тех, кому эти имена принадлежат. Теперь же давайте посмотрим, как эту особенность языка использовал в своём творчестве Дж.Р.Р. Толкин.
Как это ни странно, но наиболее ярким и «чистым» примером Толкиновского метода является детская сказка «Хоббит». Странно в том смысле, что по легенде Дж. Толкин сочинял её, «чтобы развлечь себя и детей» [Biography: 135]. Легенда, опять-таки, основана на некритически воспринятых заявлениях самого Дж. Толкина, часто называвшего своё творчество бессмыслицей (nonsense), или даже на невнимательности, поскольку Карпентер писал в главе «Явление мистера Бэггинса»: «Мы ещё можем различить тени отдельных листьев: альпийский поход 1911 года, гоблины из «Керди» Джорджа Макдональда и эпизод с кражей чаши из «Беовульфа», – но не это составляет важную часть Толкиновской метафоры. Тот, кто роется в компостной куче, изучая остатки растений, из которых она состоит, узнает немного. Лучше посмотреть на то, как сама куча влияет на рост новых живых растений» [там же: 200]. О, да! Перед нами всё та же идея «не изучай, а наслаждайся эффектом», высказанная в своё время самим писателем в Притче о Башне. Хотя он-то всю жизнь изучал языки и литературу, а Карпентер в другом месте Биографии пишет нечто прямо противоположное предыдущему высказыванию: «Двух Толкиных – учёного и писателя – никогда не существовало. Это был один и тот же человек, а две стороны его деятельности так тесно переплетались, что стали неразличимы, вернее, они вообще не были разными сторонами, но разными воплощениями одного ума, одного и того же воображения» [там же: 146]. Вот это уже ближе к истине, а потому «остатки растений» на поверку оказываются вполне живыми деревьями, образующими Лес, или, если использовать метафоры, цветными нитями, из которых соткан рисунок гобелена.
И первая нить, за которую я хочу потянуть, это само слово Hobbit.
Хоббит
Первым, кто пытался объяснить происхождение этого слова, был безымянный читатель газеты «the Observer», который 16 января 1938 года в письме изданию спрашивал, не являются ли Хоббиты «родственниками» загадочным «махнатым человечкам», которых, по словам Дж. Хаксли, видели в Африке [Letters, №25], на что Дж. Толкин ответил: «Я со всей определённостью заявляю, что мой хоббит никогда не жил в Африке и не был мохнатым – шерсть у него росла только на ногах. И на кролика он не был похож. Он был состоятельным, независимым упитанным молодым холостяком. Когда его назвали «жалким кроликом», это был вульгарный троллинг, а «крысёныш» ‒ проявление злобы со стороны Торина, оскорбление «в адрес» роста хоббита и его ног» [там же]. Впрочем, кроликом Бильбо называет ещё и орёл: «‒ Что ты трусишь, как кролик? Хотя ты и впрямь смахиваешь на кролика» [Толкин 1989: 126]. Именно это дало повод В.С. Муравьёву придумать псевдонаучную этимологию: «В начале этой книги он еще почти совсем игрушечный; и когда он описывается "с заячьей стороны" (сколько ни отнекивайся Толкиен, а "хоббит" все-таки сращение двух слов: ho(mo) [лат.], "человек", + (ra)bbit [англ.], "кролик"), то за этим явно виден папа-рассказчик, вертящий в руках плюшевого зверька» [Муравьёв 1988: 20]. И с его лёгкой руки создание повести стало выглядеть как сказка на ночь.
Но парадокс заключается в том, что именно «Хоббит» с точки зрения структуры представляет собой довольно жёсткую конструкцию, построенную куда более строго, чем, например, «Властелин Колец». И если учесть, что Карпентер относит начало работы над текстом к 1930-му году [Biography: 199], а черновики по объёму в несколько раз превосходят опубликованный вариант [Rateliff 2007], то легенда о «сказке на ночь» несколько бледнеет. Нет, разумеется, Дж. Толкин читал её своим детям и подстраивал общий тон повествования под устный рассказ, но предварительной работы, как и в случае с другими произведениями, было очень много. Однако вернёмся к Хоббиту.
Верную (внутри мира Средиземья) этимологию этого слова Дж. Толкин приводит в 8 главе III Книги трилогии, где с Хоббитами встречается король Рохана Теоден. «Не те ли это Полурослики, которых мы называем Holbytla?» ‒ спрашивает у Пиппина король. И Пиппин отвечает: «Хоббиты, если позволите, господин», на что Теоден замечает: «Странно изменился ваш язык» [LR III, 8]. В Приложении F Дж. Толкин добавляет, что hobbit представляет собой «стёршийся вариант роханского holbytla “строитель нор (hole-builder)” [LR Ap F I Of Hobbits]. Учитывая, что язык Рохана – это на деле мерсийский диалект древнеанглийского, в «роханском» слове легко вычленяются древнеангл. hol “пещера, нора” и bytla “строитель”. Однако соотношением «древнеанглийский-английский» Дж. Толкин имитировал отношение «роханский-хоббитский» и в приложениях приводится этимологическая заметка: «В то время жители Шира и Бри использовали слово kuduk, неизвестное в других регионах. Но Мериадок свидетельствует, что король Рохана употребил слово kûd-dûkan “житель нор (hole-dweller)» [LR Ap F II On Translation]. Такое разночтение (строитель-житель) не случайно, так как полностью соответствует этимологии английского слова builder, которое восходит к индоевропейскому корню *bhu- “жить”: позднее древнеангл. byldan “строить дом” и bold “дом” < прагерманск. *buthlam (древнесаксонск. bodl, древнефризское bodel “постойка, дом”). Сам же индоевропейский корень представляет нулевую ступень чередования исходного корня *bhewe- “быть” (английск. be). Ещё интереснее, что древнеанглийск. bytla в точности соответствует русскому слову быдло, заимствованному из польского bydɫo “крупный рогатый скот”, но в других славянских языках означающему именно жильё: чешск. bydlo “жилище, местопребывание”, верхнелужицкое bydɫo “квартира”. Эти слова также восходят к корню *bhu- “жить”.
И вот тут мы подходим к самому интересному. Роханское kûd-dûkan, как и древнеанглийское holbytla “житель нор” представляет собой точный перевод древнегреческого слова троглодит, хорошо известного нам из родного языка, где оно означает прожорливого человека. В действительности же словом этим Геродот обозначал одно из племён Эфиопии, живущее в пещерах (Геродот 4, 183), так как древнегреческое τρωγλο-δύτης означает “живущий в пещере или норе” (буквально “заползающий, прячущийся в нору”: τρώγλη “нора” и δύω “прятаться”). Оба компонента этого сложного слова весьма примечательны, но второй я рассмотрю ниже, а пока сосредоточимся на первом. В древнегреческом языке глагол τρώγω, от которого происходит слово ἡ τρώγλη “отверстие, дыра”, имеет несколько значений: “1) грызть, есть, вкушать, смаковать; 2) есть в сыром виде; 3) жить” и кроме упомянутого производного от него происходит ещё слово τό τρωγάλιον “десертные лакомства”. Нетрудно заметить, что хоббит, живущий в норе и любящий кексы – результат той самой развёртки внутренней формы слова, о которой я писал в публикации «Слово и текст». И первая фраза повести – тоже. Сравните: τρωγλο-δύτης, kûd-dûkan, holbytla “живущий в норе” – «В норе под землёй жил да был хоббит». А теперь посмотрим на его фамилию.
Бэггинс
Уж как только не переводили несчастного Бэггинса на русский язык: и Торбинс, и Сумникс, и даже Бэббинс! Сам Толкин в неопубликованных вариантах Приложений к «Властелину Колец» писал, что английское Baggins калькирует Хоббитовск. Labingi: «Достоверно неизвестно, связано ли оно со словом из Всеобщего языка labin, “сумка (bag)”, но считается, что да, сравни Labin-nec “Бэг Энд (Bag End)”» [PM: 48]. Т. Шиппи связывает фамилию Baggins со словом bagginz из хаддерсфильдского диалекта, которое означает “любая неурочная еда; чаепитие посреди дня” (country 'tea', indeed anything eaten between meals but especially afternoon tea') [Шиппи 2003: 140]. В словаре хаддерсфильдского диалекта действительно есть такое слово с таким значением: bceggin, baegginz [Haigh 1928], но фокус заключается в том, что оно и в самом деле происходит от слова bag “сумка”. Внеурочную еду называли baggin, поскольку «заводские рабочие брали с собой обед в сумке» [Frazer 1848: 14], а так как вовремя поесть не всегда удавалось, то и значение трансформировалось в этом направлении.
А теперь вспомним название первой главы: Неожиданная вечеринка (An Unexpected Party). Её сюжет, как и название, тоже являются развёрткой фамилии главного персонажа! Что-то мало похоже на фантазию, придуманную по случаю для развлечения детей. Как я уже писал в публикации «Откровения визионера или творческий труд?», это больше похоже на продуманную реконструкцию, созданную по всем правилам лингвистической науки. Но на этом примеры не кончаются.
Гэндальф
История начинается с того, как однажды утром Бильбо встречается с волшебником Гэндальфом, проходившим как бы случайно мимо его дома. «В то утро ничего не подозревавший Бильбо просто увидел какого-то старика с посохом (an old man with a staff)» ” [Хоббит: 8]. Имя волшебника Дж. Толкин взял прямиком из древнеисландской «Старшей Эдды». Имя Gandalf состоит из двух слов: gandr “магический посох” и alfr “эльф, волшебное существо”, то есть данное предложение опять представляет развёртку двучленного имени собственного. Дальше – больше!
Гномы
Имена Гномов также взяты из первой песни «Старшей Эдды» – «Прорицании Вёльвы»:
Nýi, Niði,
Norðri, Suðri,
Austri, Vestri,
Alþjófr, Dvalinn,
Nár ok Náinn,
Nípingr, Dáinn,
Bifurr, Bafurr,
Bömburr, Nori,
Ánn ok Ánarr,
Óinn, Mjöðvitnir.
12 Veggr ok Gandálfr,
Vindálfr, Þorinn,
Þrár ok Þráinn,
Þekkr, Litr ok Vitr,
Nýr ok Nýráðr,
nú hefi ek dverga,
Reginn ok Ráðsviðr,
rétt um talða.
13 Fili, Kili,
Fundinn, Nali,
Hepti, Vili,
Hanarr, Svíurr,
Billingr, Brúni,
Bildr ok Buri,
Frár, Hornbori,
Frægr ok Lóni,
Aurvangr, Jari,
Eikinskjaldi.
14 Mál er dverga
í Dvalins liði
ljóna kindum
til Lofars telja,
þeir er sóttu
frá salar steini
Aurvanga sjöt
til Jöruvalla.
15 Þar var Draupnir
ok Dólgþrasir,
Hár, Haugspori,
Hlévangr, Glóinn,
Dori, Ori,
Dúfr, Andvari,
Skirfir, Virfir,
Skafiðr, Ai.
(Vsp 11-15)
Даже прозвище Дубощит (Oakenshield) – просто английский эквивалент древнеисландского Eikinskjaldi с тем же значением. Но этот факт уже давно не секрет. А вот некоторые эпизоды в «Хоббите» напрямую связаны с именами некоторых Гномов. Например, Оина и Глоина. В переводе с древнеисландского Óinn означает “дождевая капля”, а Glóinn “тлеющий” (gloa “светиться”, gloð “угли”). В главе второй, перед эпизодом с Троллями, Гномы остановились на ночлег и Оин с Глоином попытались развести под дождём костёр. «Тут дождь полил пуще прежнего, а Оин и Глоин подрались» [Хоббит: 42]. Очевидно, что этот эпизод развёртывается из соотношения имён Оина и Глоина, а также плохой совместимости огня и воды. Подробнее о семантике имён гномов можно прочитать в статье моей первой жены [Соснина 2006]. Я же перейду к следующему персонажу.
Дракон
Относительно имени Смауга Дж. Толкин писал в том же письме «Обзерверу», что это всего лишь «низкопробная филологическая шутка», так как слово smaug представляет собой форму прошедшего времени от древнегерманского глагола smugan “протискиваться в нору”. И здесь уместно вспомнить хоббита-троглодита и одно из значений древнегреческого слова τρωγλο-δύτης. Согласно Аристотелевской «Истории животных» оно означает “тот, кто протискивается в нору” и применяется в качестве эпитета к лисам и змеям. То есть, наш Хоббит и Смауг, оказывается, тёзки, да и «протискиваться» Хоббиту тоже пришлось, когда он удирал от Гоблинов: «Бильбо… попробовал протиснуться в щель, но застрял» [Хоббит: 104]. Древнегреческое слово снова развёртывается в текст. И с драконом они тёзки неслучайно – я говорил об этом в публикации «Дж. Толкин и фэнтези. Часть 2». Ну а завершается повесть аукционом.
Аукцион
Бильбо возвращается домой в разгар аукциона (in the middle of an auction) и первое, что он увидел: «у дверей толпилась масса народу (there was a great commotion)». Как отмечает Т. Шиппи, в уже знакомом нам хаддерсфильдском диалекте слово okshęn, или английское auction, означает именно “столпотворение (commotion)” [Шиппи 2003: 177]. И снова перед нами развёртка внутренней формы слова.
«Хоббит» и «Беовульф»
Но не только имена использовал Дж. Толкин для создания своих произведений. Зачастую он применял метод развёртки и к самим фрагментам древних текстов. В «Хоббите» этим текстом-основой стала древнеанглийская поэма «Беовульф», которую Дж. Толкин любил и всю жизнь изучал. Не буду приводить все примеры, ограничусь самым показательным.
«Беспокойный сон… сменился дремотой, потом дракон вдруг пробудился. В пещере пахло чем-то незнакомым… Он поднял голову и втянул воздух. И тут заметил, что исчезла чаша. Воры! Пожар! Убийство! Такого не случалось еще ни разу с тех пор, как он поселился в Горе! Ярость его не поддается описанию… Смог изрыгнул пламя, пещера наполнилась дымом, гора зашаталась. Он попытался засунуть голову в дыру, потом заревел что было мочи и, втянув шею, помчался вон из логова по просторным туннелям горного дворца к Главным воротам. В голове у него сидела одна мысль: обшарить всю гору, изловить вора, растерзать и растоптать его! Смог вылетел из ворот, вода в реке зашипела, со свистом поднялся пар; разбрызгивая огонь, Смог взмыл в воздух и приземлился на вершине Горы, окруженный языками зеленого и алого пламени» [Хоббит: 224-225].
«Дракон проснулся и распалился, чуждый учуяв на камне запах: не остерегся грабитель ловкий – слишком близко подкрался к чудовищу» (Beow: 2287-2290).
«Златохранитель в подземном зале искал пришельца, в пещеру проникшего, покуда спал он; потом и пустыню вблизи кургана змей всю исползал, но ни единой души не встретив, он, ждущий битвы, сражения жаждущий, вернулся в пещеру считать сокровища – и там обнаружил, что смертный чашу посмел похитить, из зала золото! Злоба копилась в холмохранителе, и ждал он до ночи, горящий мщением ревнитель клада, огнем готовый карать укравших чеканный кубок. Едва дождавшись вечерних сумерек, червь огнекрылый палящим облаком взлетел с кургана» (Beow: 2293-2309).
Если сравнить текст «Хоббита» и фрагменты «Беовульфа», то становится очевидным: первое – не более чем вольный перевод второго. И Дж. Толкин предстаёт перед нами уже не как писатель нового времени, а скорее как средневековый летописец, «начитанный книжник, мастерски подбирающий из множества известных ему произведений «куски драгоценной смальты» (Д.С. Лихачев), которые он складывает в единое по замыслу и грандиозное по масштабу мозаичное полотно…» [Данилевский 2000: 182]. Эти слова, сказанные в применении к древнерусскому летописанию, вполне подходят и к английскому филологу. «Да это же плагиат!», – воскликнете вы. Да, при поверхностном взгляде может так показаться, но литературный процесс всегда опирался на достижения прошлых эпох, и если вы откроете раннего Лермонтова, например, то с удивлением увидите большие фрагменты, позаимствованные из… А.С. Пушкина! Сравним:
Но чувства в нем кипят, и вновь
Мазепа ведает любовь.
(«Полтава»)
Все оживилось в нем, и вновь
Погибший ведает любовь.
(«Демон»)
Перстами лёгкими как сон…
(«Пророк»)
И крылья, легкие как сон,
За белыми плечьми сияли
(«Демон»)
На грудь кладет тихонько руку
И падает. Туманный взор
Изображает смерть, не муку.
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Cпадает глыба снеговая.
(«Евгений Онегин»: 6, XXXI)
Но роковой ударил час -
Раздался выстрел - и как раз
Мой пленник падает. Не муку,
Но смерть изображает взор;
Кладет на сердце тихо руку…
Так медленно по скату гор,
На солнце искрами блистая,
Спадает глыба снеговая.
(«Кавказский пленник»)
А вот что писали о М.Ю. Лермонтове Шевырёв и Кюхельбекер: «Вам слышатся попеременно звуки то Жуковского, то Пушкина, то Кирши Данилова, то Бенедиктова; примечается не только в звуках, но и во всем форма их созданий; иногда мелькают обороты Баратынского, Дениса Давыдова иногда видна манера поэтов иностранных» [Шевырев 1904: 192]. «В нем найдутся отголоски и Шекспиру, и Шиллеру, и Байрону, и Пушкину, и Кюхельбекеру... Но и в самых подражаниях у него есть что-то свое, хотя бы только то, что он самые разнородные стихи умеет спаять в стройное целое, а это не безделица» [Кюхельбекер 1929: 292]. А Бестужев-Марлинский высказался ещё радикальнее: «Не у одних французов, я занимаю у всех европейцев обороты, формы речи, поговорки, присловия. Да, я хочу обновить, разнообразить русский язык, и для того беру мое золото обеими руками из горы и из грязи, отовсюду, где встречу, где поймаю его. Что за ложная мысль еще гнездится во многих, будто есть на свете галлицизмы, германизмы, чертизмы? Не было и нет их!.. Однажды и навсегда – я с умыслом, а не по ошибке гну язык на разные лады, беру готовое, если есть, у иностранцев, вымышляю, если нет; изменяю падежи для оттенков действия или изощрения слова... В любом авторе я найду сто мест, взятых целиком у других; другой может найти столько же; а это не мешает им быть оригинальными, потому что они иначе смотрели на вещи» [Бестужев-Марлинский 1981: 520]. Так что Дж. Толкин разрабатывал свой творческий метод в русле мировой классики. Именно это позволило ему создать неповторимый языковой и сюжетный колорит своих произведений.
Творческий метод Дж. Толкина открывает интересные перспективы перед начинающими авторами, которые хотели бы написать нечто выдающееся, но не знают, с чего начать, как подступиться к сложному материалу. И мой литературный цех может стать подспорьем для нелёгкого первого шага.
Тексты Дж.Р.Р. Толкина
Толкин, Дж.Р.Р. Хоббит, или Туда и обратно : сказоч. повесть / Д. Р. Р. Толкин ; пер. Н. Рахманова ; худож. А. Шуриц. ‒ Новосибирск : Новосибирское книжное издательство, 1989.
Biography – Carpenter, H. Tolkien: A biography. New-York: Ballantine Books, 1978.
Letters – Letters of J.R.R. Tolkien. Ed. Humphrey Carpenter with Christopher Tolkien. George Allen and Unwin, London, 1981.
LR – Tolkien, J.R.R. The Lord of the Rings. – L. : HarperCollins Publishers, 1991.
PM – Tolkien, J.R.R. The Peoples of Middle-earth. Ed. Christopher Tolkien. The History of Middle-earth: Vol. 12. HarperCollins, London, 1996.
Источники
Beow – Beowulf. Ed. by M. Alexander. – L. : Penguin Books, 1995.
Vsp – Völuspá // Edda. Die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkmälern. Hrsg. von G. Neckel. – Heidelberg : Carl Winter’s Universitätsverlag, 1983. Bd.1. Text.
Литература
Бестужев-Марлинский А.А. Сочинения : в 2 т. / сост. В.И. Кулешова. – Москва : Художественная литература, 1981. Т. 2 : Повести. Рассказы. Очерки. Стихотворения. Статьи. Письма. – 1981.
Источниковедение: теория, история, метод. Источники российской истории [Текст] / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. – М.: РГГУ, 2000.
Кюхельбекер, В.К. Дневник В. К. Кюхельбекера : материалы к истории русской литературной и общественной жизни 10-40-х годов XIX века / предисловие Ю. Н. Тынянов ; редакция, введение и примечания В. Н. Орлова и С. И. Хмельницкого. - [Ленинград] : Прибой, 1929.
Муравьёв, В.С. Предыстория // Толкин Дж.Р.Р. Хранители: Повесть. Пер. с англ. / Предисл. В.С. Муравьёва. – М.: Радуга, 1988.
Соснина А.А. Имя как микротекст: семантика имен гномов в сказочной повести Дж.Р.Р. Толкина "Хоббит, или Туда и обратно" // Ономастическое пространство и национальная культура. – Улан-Удэ, 2006. – С. 212-215.
Шевырев С. П. Стихотворения Лермонтова, с. 525—540; ср. сб.: Русская критическая литература в произведениях М. Ю. Лермонтова/Под ред. В. А. Зелинского. М., 1904, ч. 1.
Шиппи, Т. Дорога в Средиземье / пер. с англ. М. Каменкович. – Санкт-Петербург : Лимбус Пресс, 2003.
Frazer’s Magazine for Town and Country. Vol. 37, 1848.
Haigh, Walter Edward. A New Glossary of the Dialect of the Huddersfield District. London: Oxford University Press, 1928.
Rateliff, John D. The History of The Hobbit (Boxed set). Houghton Mifflin, Harcourt, 2007.