27 января 2022 года исполнилось 190 лет со дня рождения Льюиса Кэрролла. А знаете ли вы, что изначально Алиса должна была отправиться в Страну Эльфов и что, несмотря на профессию математика, Льюис Кэрролл использовал в своём творчестве чисто лингвистические методы, став предтечей Дж. Толкина в литературе?
Литературные анекдоты
Существует расхожий анекдот о том, что однажды королева Виктория, которой очень понравилась «Алиса в Стране Чудес», затребовала другие книги Кэрролла, но вместо очередной очаровательной сказки ей принесли «не то “Сведения из теории детерминантов”, не то “Элементарное руководство по теории детерминантов”» [Падни 1982: 91]. История, разумеется, вымышленная, и сам Льюис Кэрролл в конце жизни выступил с её опровержением [там же], но очень правдоподобная и вполне приложимая к творчеству Дж. Толкина, который, хотя королеву Викторию и не вполне застал (она умерла, когда Толкину было девять лет), но после публикации «Хоббита» тоже мог предложить заинтересованной публике разве что какую-нибудь статью вроде «Чёртовых коняг» или «Имя “Нодент”». Разница лишь в том, что любителей сказок про Алису мало интересуют математические и логические трактаты декана оксфордского колледжа Крайст-Чёрч и вряд ли кто-нибудь вспомнит его математические головоломки, известные из популярных книжек Мартина Гарднера, а вот лекции Дж. Толкина, прочитанные им в том же Оксфорде, публикуются наряду с «Историей Средиземья», и даже толкинисты, слегка подумав, могут назвать эссе «О волшебных историях» или лекцию о «Беовульфе» «Монстры и критики». Хотя… Что такое «Катерининская группа», пожалуй, не скажут.
Удивительная атмосфера старинного Оксфорда способствовала формированию творческого облика и характера его обитателей, так что из-под стрельчатых сводов знаменитого университета выходили уважаемые профессора, знаменитые доны – чопорные и приверженные традициям, но в то же время рассеянные, чудаковатые и склонные к эксцентричным выходкам. «Например, перчатки. “Ах, я опаздываю! Герцогиня рассердится! Куда это я их подевал?” Это Белый Кролик ‒ смешное существо со страниц “Приключений Алисы”. Но всякий, кто видел, как Ч. Л. Доджсон подбирал, покупал и носил перчатки, понимал, что тут не до смеха» [там же: 8]. У Толкина тоже был свой «кролик» или, скорее, Мартовский Заяц – мистер Блисс из одноимённой сказки, возникшей под влиянием вполне реальной истории с автомобилем, который Толкин купил в 1932 году. В первую же поездку Толкин дважды проколол шину и снёс кусок каменной стены [Биография: 248-249]. А все эти замечательные истории, ставшие хрестоматийными благодаря Х. Карпентеру! Переодевание в белого медведя и англо-саксонского воина, распугивание соседей и вставная челюсть, которую он подсовывал продавцам вместе с мелочью [там же: 202-203]. Даже своё «безумное чаепитие» у него было. Помните в «Хоббите»: «This was the most awkward Wednesday he ever remembered» [Hobbit: 13] – «Это была самая нелепая среда в его жизни»?
Но, разумеется, мы собрались здесь не для того, чтобы составлять каталог причуд, свойственных оксфордской профессуре. Меня, как обычно, интересует творческий метод, который у Льюиса Кэрролла близок Толкиновскому не только в плане работы с фольклорными текстами, но и в плане создания имён и названий. Основные положения теории изложены мною в публикациях «Слово и текст», «Творческий метод Дж. Толкина» и «Методы Толкиновского языкотворчества». Теперь же я хочу рассмотреть их на примере творчества Льюиса Кэрролла.
Зазеркальные насекомые
В книге «Сквозь зеркало» есть эпизод, где Алиса встречает комара и тот знакомит её с обитателями Зазеркалья:
«’Well, there's the Horse-fly,’ Alice began, counting off the names on her fingers.‘All right,’ said the Gnat: ‘half way up that bush, you'll see a Rocking-horse-fly, if you look. It's made entirely of wood, and gets about by swinging itself from branch to branch’…‘And there's the Dragon-fly’.‘Look on the branch above your head’, said the Gnat, ‘and there you'll find a snap-dragon-fly. Its body is made of plum-pudding, its wings of holly-leaves, and its head is a raisin burning in brandy’…‘And then there's the Butterfly’, Alice went on, after she had taken a good look at the insect with its head on fire…‘Crawling at your feet’, said the Gnat (Alice drew her feet back in some alarm), ‘you may observe a Bread-and-Butterfly. Its wings are thin slices of Bread-and-butter, its body is a crust, and its head is a lump of sugar’…» [Carroll 1988: 159-160].Приведу тот же фрагмент в классическом переводе Н.М. Демуровой:‒ Ну, вот, к примеру, есть у нас Бабочка, ‒ сказала Алиса и загнула на руке один палец.‒ А-а, ‒ протянул Комар. ‒ Взгляни-ка на тот куст! Там на ветке сидит... Знаешь кто? Баобабочка! Она вся деревянная, а усики у нее зеленые и нежные, как молодые побеги!..‒ А еще у нас есть Стрекоза, ‒ сказала она и загнула второй палец.‒ Подними-ка голову, ‒ сказал Комар. ‒ Вон на той ветке прямо у тебя над головой сидит Стрекозел. Бородатый, рогатый, и то и дело лезет бодаться!..‒ А еще у нас есть всякие мошки.‒ Взгляни-ка на то облачко, ‒ заметил Комар. ‒ Это вьются Бегемошки. Подумать только ‒ такие толстые и неповоротливые, а как хорошо летают!» [Кэрролл 1978: 144].Итак, что мы видим? В русском переводе игра слов основана на совпадении начальных и конечных фрагментов слов:
баоБАБ + БАБочка
стреКОЗа + КОЗёл
бегеМОт +МОшки
Технически перевод безупречен, но в оригинале схема немного другая:
Rocking-HORSE + HORSE-fly
snap-DRAGON + DRAGON-fly
Bread-and-BUTTER + BUTTE-Rfly
Во-первых, все названия включают слово fly “муха”, а во-вторых, у Льюиса Кэрролла совпадают не произвольно выбранные фрагменты простых слов, а компоненты сложных, причём компоненты, которые являются полнозначными словами: horse “лошадь”, dragon “дракон” и butter “масло”! Разумеется, это связано со спецификой словообразования в английском языке. Кроме того, в оригинале названия насекомых – слепень (horse-fly), стрекоза (dragon-fly) и бабочка (butterfly) ‒ комбинируются строго с названиями детских развлечений: rocking horse “игрушечный конь-качалка”, snap-dragon “рождественская игра, в которой хватают изюминки с блюда с горящим спиртом” и bread-and-butter “детский, юный”. Последнее, конечно, не прямо детское развлечение, но определение, связанное с детством. Запомним этот факт.
Бармаглот
Ещё более интересные примеры можно найти в знаменитом четверостишии из поэмы «Бармаглот».
‘Twas brillig, and the slithy toves
Did gyre and gimble in the wabe;
All mimsy were the borogoves,
And the mome raths outgrabe.
[Carroll 1988: 140]
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
[Кэрролл 1978: 178].
Смысл четверостишья Кэрролл объясняет устами Шалтая-Болтая, в шестой главе. Ограничусь первыми двумя словами:
«‘That's enough to begin with,’ Humpty Dumpty interrupted: ‘there are plenty of hard words there. “Brillig” means four o'clock in the afternoon – the time when you begin broiling things for dinner.’
‘That'll do very well,’ said Alice: and “slithy”?’
‘Well, “slithy” means “lithe and slimy”. “Lithe” is the same as “active”. You see it's like a portmanteau – there are two meanings packed up into one word.’» [Carroll 1988: 198].
«‒ Что же, хватит для начала! ‒ остановил ее Шалтай. ‒ Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: “варкалось” ‒ это четыре часа пополудни, когда пора уже варить обед.
‒ Понятно, ‒ сказала Алиса, ‒ а “хливкие”?
‒ “Хливкие” ‒ это хлипкие и ловкие. “Хливкие” значит то же, что и “хилые”. Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут ‒ это слово раскладывается на два!» [Кэрролл 1978: 178].
Для начала и нам хватит. Как же поступает Льюис Кэрролл в данном случае? Он берёт два различных слова и попросту «склеивает» их в одно путём наложения. Так, слово slithy, например, получилось в результате замещения элементом lith- внутренней части слова slimy: SlimY + LITHe, а слово brillig – это Итак, на первый взгляд перед нами – обычный нонсенс, созданный с помощью игры слов, на что, вроде бы, указывает и название поэмы, оно же – имя чудища: англ. jabber “пустая болтовня, тарабарщина”. Но в действительности мы имеем дело с довольно распространённым способом словообразования, и подсказкой здесь служит выражение слово-бумажник (portmanteau), которое в русской версии мало что скажет неспециалисту, но в английском языке и научной терминологии является термином.
Слова-портмоне и контаминация
Этот термин, наряду с термином слова-телескопы, характерен для английской лингвистики, что не удивительно, поскольку лингвисты заимствовали его у Льюиса Кэрролла. Американские языковеды предпочитают термин бленды (от слова blend “смешивать”), а в отечественных работах используется нейтральное обозначение контаминанты [Лаврова 2012: 13]. Если говорить кратко, контаминация – это «соединение двух (реже более) языковых единиц в одну» [Щепин 1978: 66]. «Контаминации бывают преднамеренные и бессознательные. Первый тип – это литературные неологизмы, новообразования в прессе, в сленге, в шутках, анекдотах и т.п. Бессознательные контаминации охватывают диалектные конструкции, детские неологизмы и примеры оговорок» [Ратайчик 2010: 142]. В связи с ослаблением в наши дни литературных норм, претензией на оригинальность и нацеленностью СМИ на эпатаж и манипуляцию сознанием контаминация получила широкое распространение: зомбоящик, дерьмократ, глокализация (глобализация + локализация: термин, обозначающий усиление регионального самосознания и влияния на фоне глобализации) и многие другие новообразования хорошо всем знакомы. Я не буду описывать здесь проблемы определения и классификации данного явления, а остановлюсь подробнее на литературных и детских неологизмах, как наиболее близких творчеству Кэрролла и Толкина.
Детские неологизмы и этимология
Если прислушаться к детской речи, то мы можем обнаружить в ней неологизмы, очень схожие с названиями зазеркальных насекомых или словечками из «Бармаглота», например: Чебуратино (ЧеБУРашка + БУРатино), петушка (кукушка + петух) [Ратайчик 2010: 143]. Показательно, что «появление контаминированных слов в детской речи, как правило, есть следствие детской этимологии – изменение общеупотребительного слова таким образом, что новообразование вносит ясность в содержание исправляемого слова, соотнося последнее с другим словом, хорошо известным» [Лаврова 2012: 9]. Таких примеров много в знаменитой книге К.И. Чуковского «От двух до пяти»:
«Трехлетняя Мура вбежала ко мне и сказала:
‒ Мама просит мазелин!
‒ Какой мазелин?
Оказалось, что ее послали принести вазелин. Но вазелин для нее мертвое слово, и вот по дороге из комнаты в комнату она незаметно для себя оживила и осмыслила его, так как в том и заключается для нее существо вазелина, что это мазь, которой можно мазать» [Чуковский 2012: 22].
Мне могут возразить, что неологизмы Льюиса Кэрролла не только не вносят ясность в содержание, но и наоборот – всё запутывают. Позволю себе с этим не согласиться. Как правило, слова современного языка не очень прозрачны в плане этимологии. Вряд ли неспециалист поймёт, что английское слово dinner связано с вульгарнолатинским словом disjejunare “прекращать пост (голод)” и соответствует исконно английскому breakfast с тем же значением, а broiling “поджаривание” восходит к французскому глаголу bruir “жечь”. Другое дело неологизм brillig “четыре часа по полудни, когда готовят (broiling) обед (dinner)” – всё понятно, как и мазелин… Для детей! Обратите внимание, что в примере К.И. Чуковского взрослые не сразу поняли, о чём говорит Мура. Есть у него и пример сложения двух слов: больмашина (вместо бормашина) [там же: 23]. Кстати, сам Корней Иванович назвал детское словотворчество народной этимологией, а потому я перехожу к этому явлению.
Народная этимология
О ней я упоминал в публикации «Методы Толкиновского языкотворчества». Самый простой пример, похожий на «хливких шорьков», это слово муравей, которое в древнерусском языке звучало моровии (старославянское мравии при праславянском *morvi-), но поменяло исконно русское полногласное сочетание ОРО на противоречащее фонетическим законам УРА под влиянием слова мурава “трава” [Фасмер: 11]: моровей +мурава = муравей.
В той же публикации я на примере древнеисландских слов sól “солнце” и salr “дом, палаты” со ссылкой на В.Н. Топорова и О.А. Смирницкую показал, что, если при анализе реальной эволюции языка подобные «народные» этимологии недопустимы, то в «художественной» форме очень даже приветствуются и могут служить основой для литературного творчества, а пример муравья показывает, что они могут стать основой для образования новых слов. В последнем случае показательны этимологии Платона, которые я приводил в пример там же. Так, имя бога виноделия Диониса (Διόνυσος) Платон объяснял из ὁ διδοὺς τὸν οἶνον “дающий вино” [Crat. 406c 3-4]. Разумеется, это неверно, поскольку древнегреческое имя Διόνυσος образовано от Διός (родительный падеж слова Ζεύς “Зевс”) и Νῡ́σα ‒ названия горы, где Дионис воспитывался., но «диалоги Платона содержат особый тип познавательного изложения, представляющий собой своеобразную контаминацию науки и искусства, где слиты и строгая научная системность, и выразительная сила деталей обстановки, воображенных автором и данных в яркой художественной достоверности» [Амирова 2005: 26]. «Этимология Платона ‒ дело повседневной практики людей, создающих неологизм. Поэты, создавая слова, оценивают их звучание, «вкус», «цвет» и даже «запах», с тем чтобы решить, насколько полно они выразили сущность вещи. Это и есть этимология Платона» [там же: 36]. И вот здесь мы плавно подходим к реальной истории слов.
Контаминация в истории языка
Примечательно, что при фактической ошибочности этимологий Платона правила, установленные им, вполне соответствуют правилам, установленным методами сравнительно-исторического языкознания. Так, например, в качестве основных Платон называет добавление букв, их изъятие и мену тонов: «Ведь что касается имён, то здесь прежде всего нужно иметь в виду, что к тому слову, каким мы хотим что-то назвать, мы часто добавляем одни буквы, отнимаем другие, а также меняем ударение» [Crat. 399a 6-9]. Классическим примером этих деформаций может служить основное индоевропейское чередование, представленное тремя ступенями: *e//*o//*Ø (рус. беру-сбор-брать), о котором я писал в статье «Брод через реку времени». Выпадение гласного в нулевой ступени и замена *e на *o объясняется передвижением ударения [Красухин 2004:170], объединяя, таким образом, изъятие звука, его добавление и изменение акцента. По этой причине некоторые из этимологий Платона оказались вполне надёжными, например, греч. ἡ Σφίξ “Сфинкс”, которое Платон производит из формы ϕίξ, замечая при этом: «Имена, присвоенные первоначально, уже давно погребены под грудой приставленных и отнятых букв усилиями тех, кто, составляя из них трагедийные песнопения, всячески их изменял во имя благозвучия: тому виной требования красоты, а также течения времени» [Crat. 414c 4-7]. Платоновская интерпретация точно укладывается в научную этимологию, изложенную Шантреном со ссылкой на зафиксированную у Гесихия форму Φῖγα (Acc.), Φῖκα и Βῖκας [Chantraine 1968: 1077].
Те же процессы наблюдаются и при контаминации. Там неологизмы «образуются посредством усечения, или сокращения, элементов слов с последующим стяжением, иными словами, этот процесс напоминает некоторые другие словообразовательные модели, в частности – сокращение, аббревиацию, словосложение и даже ономатопею» [Лаврова 2012: 22].
И то же самое мы можем обнаружить в исторических примерах. Так, всем известное школьное словечко физ-ра является результатом стяжения словосочетания физическая культура с промежуточной формой физкультура, и заметить это может любой. Но аналогичную картину мы обнаруживаем при рассмотрении английского слова lord, которое происходит из древнеангл. hlāford, которое, в свою очередь, аналогично физ-ре/физкультуре, является результатом стяжения слов hlāf «хлеб» и weard «хранитель». И, как я уже показал в публикации «Слово и текст», сравнение разных языков позволяют воочию наблюдать процесс постепенного сращения словосочетаний в слово: лат. crēdō “верю” при древнеинд. śrad-dhā- “доверие” и хетт. k(a)rattan dai- “вложить сердцевину” из индоевропейск. *k’rd- “сердце” и *dhē- “класть, полагать, делать” [Гамкрелидзе, Иванов 1998: 800].
Всё это полностью соответствует толкованию некоторых слов из «Бармаглота», которые мы опустили. Например, mome (мова), которую Кэрролл прямо объясняет как сокращённое словосочетание “далеко от дома”: «I think it's short for “from home”» [Carroll 1988: 199]. Здесь слово mome составлено из концовки слов froM и hOME.
Мир детства
Всё это заставляет нас вспомнить слова Дж. Толкина о его особой любви к «незамутнённой связи между формой и содержанием слов» (the fresh association of word-form with word-sense) [Letters, №142], что хорошо соотносится с детской атмосферой Толкиновских произведений, о чём я писал в публикации «Мир детства в творчестве Толкина». Это также один из многих моментов, объединяющих произведения двух великих оксфордских донов, поскольку литературные неологизмы Льюиса Кэрролла, как мы увидели, уходят корнями в детское словотворчество и народную этимологию. Разница лишь в том, что автор «Алисы» собирал привычные слова в непривычные неологизмы, в то время как создатель Средиземья привычные слова расчленял, образуя непривычные неологизмы из, казалось бы, известных ингредиентов, а потом превращал эти неологизмы в элементы самостоятельных языков. Формально же нет никакой разницы между заумным Кэрролловским словом mome < from home и возвышенным Толкиновским Earendil < ear-endil, где ear – производное уже не древнегерманского *auza “свет”, а «праэльфийского» AYAR “море”, а endil восходит не к общегерманскому *wandilaz “странник”, а к «праэльфийскому» NDIL “друг”. Да, лингвистические построения Дж. Толкина сложнее и взрослее, но в основе своей это всё то же детское словотворчество, за которым стоит стремление к свежему и незамутнённому восприятию окружающего мира, воплощённому в языке, который и делает нас людьми. Игнорирование этого факта приводит к печальным последствиям
Иногда сказки ‒ это просто сказки!
Несмотря на очевидную связь творчества Дж. Толкина с детской классикой, существуют десятки, если не сотни, тысяч поклонников его творчества, которые на полном серьёзе воспринимают Средиземье как реально существующий мир – то ли прошлого, то ли параллельной вселенной: «Сторонники визионерского подхода не отрицают факта написания текстов, повествующих об Арде, Дж. Р. Р. Толкином, но считают, что вся информация, содержащаяся в них, была явлена ему непосредственно в его видениях в форме зрительных образов либо готовых текстов. Таким образом, по их мнению, все, что описано в произведениях Дж. Р. Р. Толкина, ‒ суть события, произошедшие в неком реально существующем "параллельном" пространстве» [Виноходов 2002: 11]. И многим из них это кажется жутко оригинальным и возвышенным. Но вот какой любопытный факт можно найти в истории книг Льюиса Кэрролла: «“Jabberwocky” много раз пытались пародировать… В одном из лучших рассказов Льюиса Пэджитта ‒ под этим именем выступали покойный Генри Куттнер и его жена Кэтрин Л. Мор ‒ (L. Padgett. Mimsy were the Borogoves) слова из «Jabberwocky» рассматриваются как знаки языка будущего. Правильно понятые, они раскрывают технику проникновения в четырехмерный континуум пространства-времени. Та же мысль превосходно используется в очень смешном детективном романе Фредрика Брауна (Fredric Brown. Night of the Jabberwock). Рассказчик ‒ восторженный почитатель Кэрролла. От Иегуди Смита, который, судя по всему, является членом общества поклонников Кэрролла «Светозарные мечи», он узнает, что сказки Кэрролла ‒ вовсе не сказки, а правдивое повествование о действительной жизни в другом измерении» [Кэрролл 1978: 127]. Ничего не напоминает? И сам Кэрролл, как и Толкин, как и множество других авторов, любил иногда напустить туману, на что указывает Н.Н. Мамаева: «…Сами писатели усердно отвергали своё авторство. Кэрролл в письме одному из своих юных адресатов писал: «Пожалуйста, никогда меня не хвали. Я всего лишь доверенное лицо, не более» [Мамаева 2001: 38]. Кэрроллу в этом смысле повезло, и общество его поклонников существует только в малоизвестном юмористическом детективе. А представьте, что в нашем и без того безумном мире параллельно с толкинистами существовали бы какие-нибудь «Светозарные мечи» и обе группировки периодически выясняли бы отношения на тему, чей мир каноничнее и параллельнее! Тем более что Кэрролла от участи Толкина отделял всего лишь случай.
Дело в том, что 10 июня 1864 года в письме к знакомому драматургу Тому Тэйлору Кэрролл написал несколько вариантов названия: «Alice Among the Elves», «Alice Among the Goblins» и «Alice’s Doings in Elf-land» и добавил, что ему больше нравится название «Alice’s Adventures in Wonderland», которое в итоге и стало окончательным [Letters of LC: 65]. Кто знает, возможно, выбери Тэйлор первый вариант, и история Эльфов пошла бы совсем по другому пути! Жаль, что толкинисты с самого начала не стали персонажами юмористических подражаний, а появились в реальности, затмив собой книги английского писателя.
В любом случае хочется напомнить слова первого переводчика «Властелина Колец», сказанные о мифопоэтических образах: «Образы эти лживыми не бывают – ложным может быть лишь их буквальное, огрубленное и примитивное понимание» [Муравьёв, 1982: 327]. Поэтому остаётся пожелать, чтобы сложная научная, бытовая и художественная подоплёка детской классики не воспринималась как религиозное откровение, а чрезмерно ретивые поклонники не принимали писательский труд за визионерские галлюцинации, толкуя сказку с её общезначимой применимостью как руководство по эксплуатации. Мир Льюиса Кэрролла – это мир лингвистики и логики, как и у Толкина; мир логических головоломок и лингвистических задач. Я сделал упор на лингвистику, поскольку в этом оксфордские сказочники были очень похожи. Остальное же оставляю читателю для самостоятельного поиска, а, возможно, когда-нибудь вернусь к этой теме сам, ведь творчество Кэрролла неисчерпаемо, как и любая классика.
Тексты Толкина
Биография – Карпентер, Х. Джон Р. Р. Толкин : биография / Х. Карпентер ; [пер. с англ. А. Хромовой под ред. С. Лихачевой ; худож. Е. Савченко]. ‒ Москва : ЭКСМО-пресс, 2002.
Hobbit – Tolkien, J.R.R. The Hobbit. – L. : HarperCollins Publishers, 2006.
Letters – Letters of J.R.R. Tolkien. Ed. Humphrey Carpenter with Christopher Tolkien. George Allen and Unwin, London, 1981.
Тексты Кэрролла
Кэрролл 1978 – Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье / Акад. наук СССР ; изд. подготовила Н. М. Демурова ; [отв. ред. Б. И. Пуришев]. ‒ М. : Наука, 1978.
Carroll 1988 – The complete works: A Wonderland of Stories, Nonsense and Wit. Harmondsworth: Penguin, 1988. XIV, 1165 p.
Letters of LC – The letters of Lewis Carroll / edited by Morton N. Cohen, with the assistance of Roger Lancelyn Green. New York : Oxford University Press, 1979
Источники
Crat – Cratylus // Platonis opera. T.1. – Clarendon : Londini et Novi Eboraci Apud Henricum Frowde, 1905.
Словари
Фасмер – Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. / Макс Фасмер; Под ред. и с предисл. Б. А. Ларина; Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. ‒ 2. изд., стер. ‒ М. : Прогресс, 1986 ‒ 1987. Т. 3 : Муза-Сят : словарь. ‒ 1987. ‒ 831 с.
Chantraine, P. Dictionaire étymologique de la langue grecque. – Paris : Éditions Klincksieck, 1968. 1386 p.
Литература
Амирова Т. А. История языкознания: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Т.А.Амирова, Б.А.Ольховиков, Ю.В.Рождественский; Под ред. С. Ф. Гончаренко. ‒ М.:Издательский центр «Академия», 2005.
Виноходов Д. О. Толкинистика: принципы и проблемы методологии // Палантир. 2002. № 30. С. 3-16.
Гамкрелидзе, Т.В., Иванов, В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы : реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры / Т. В. Гамкрелидзе, В. В. Иванов. - Благовещенск : БГК им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 1998.
Красухин, К.Г. Аспекты индоевропейской реконструкции : Акцентология. Морфология. Синтаксис / К. Г. Красухин ; Рос. акад. наук, Ин-т языкознания. ‒ Москва : Языки славян. культуры, 2004. ‒ 452 с.
Лаврова, Н. А. Контаминация в современном английском языке : a fait accompli / Лаврова Н. А. ‒ Москва : Прометей. МПГУ, 2012. ‒ 208 с.
Мамаева Н. Н. Это не фэнтези! : К вопросу о жанре произведений Дж. Р. Р. Толкина / Н. Н. Мамаева // Известия Уральского государственного университета. – 2001. – № 21.
Муравьёв, В.С. Сотворение действительности // Толкиен, Дж.Р.Р. Хранители: Летопись первая из эпопеи «Властелин Колец» / Сокр. пер. с англ. А. Кистяковского и В. Муравьёва. – М.: Дет. лит., 1982.
Падни, Д. Льюис Кэрролл и его мир : литературная критика / Д. Падни ; пер. с англ., под ред. В. Харитонова. ‒ Москва : Радуга, 1982. ‒ 143 с.
Ратайчик, К. Относительно детской контаминации (на материале русского языка) // Acta Universitatis Lodziensis. Folia Linguistica Rossica, 6, 2010. C. 141-147.
Чуковский К. И. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 2: От двух до пяти; Литература и школа: Статья; Серебряный герб: Повесть; Приложение / Сост., коммент. Е. Чуковской. ‒ 2-е изд., электронное, испр. ‒ М.: Агентство ФТМ, Лтд, 2012. ‒ 640 с.
Щепин, А. Г. О лексической контаминации // Русская речь. 1978. № 5. ‒ С. 66–69.