Как я показал в предыдущей публикации, корни слов лежат глубоко в родной земле, и умение находить их даёт нам очень многое. А если сравнивать однокорневые слова в разных языках, то кроме интересных фактов из истории материальной и духовной культуры, мы обнаруживаем, что многие языки родственны между собой.
Немного о родственниках вообще
Интересно, что в применении к языкам учёные используют те же термины, что и в применении к людям. Бывают языки родственные и неродственные, старые и молодые (новые), живые и мёртвые. Мёртвые – это те, на которых уже не говорят и не пишут, например: старославянский, древнегреческий, латынь. А входят они, наряду с русским, английским, немецким и многими другими языками, в огромную индоевропейскую группу, которая так и называется – семья.
Как и в любой семье, здесь есть родители и дети, братья и сёстры, близкие и дальние родственники, и отношения между ними очень похожи на человеческие. Представьте семью, где есть папа, мама, дети, бабушки и дедушки. Понятное дело, что дети будут похожи либо на папу, либо на маму, либо на дедушек-бабушек, либо сочетать в себе те или иные черты всех родичей. Причём сходство с определённым человеком может проявиться через много поколений. Так вот, черты родства есть и у языков. И заметьте: люди могут быть родственниками по происхождению и по закону, и в последнем случае схожесть лиц и характеров определяется совместным проживанием, такое бывает. Говорят, даже домашние животные начинают походить на своих хозяев. Так же бывает и с языками: одни схожи, поскольку произошли из одного источника, – это родство генетическое, другие – поскольку смешались в процессе общения их носителей.
Кроме того, один и тот же человек с течением времени тоже меняется и при этом сохраняет неизменными какие-то весьма характерные черты. Определить их и установить закономерности сходства и различия значит доказать идентичность личности и её родственные связи. В истории языков такой личностью является слово. Этот факт поможет нам продвинуться вглубь времени. Для этого вспомним, что всякое познание начинается с простого внешнего сравнения.
О сходстве мнимом и реальном
Возьмём два обычных русских слова: мать и материя. Что между ними общего? Предположим, что корень МАТ. А что такое мат? Эту последовательность звуков мы можем найти в самых разных словах. В шахматах мат – это когда король под шахом, а деваться ему некуда; в спортзале, где проходит физкультура, – это мягкий настил, предохраняющий от ушибов. Кроме того, это ещё и нецензурная брань. В большинстве случаев связи между этими понятиями нет, потому что часть слов пришла к нам из других, иногда не родственных языков, например, шахматный термин, восходящий непосредственно к названию самих шахмат, связанному с персидским выражением šâh mât “король побеждён” [ИЭССРЯ2: 406]. Второе слово заимствовано из арабского māt “умирать” [там же], то есть, когда король попадает под удар, говорят первую часть фразы-названия – «Король», а когда возникает ситуация, при которой король не может уйти из-под удара, говорят вторую часть – «умер» и игра заканчивается.
А вот мат в значении “нецензурная брань” – исконно русское слово, но не по той причине, что русские как-то особенно склонны к матерщине. Изначально мат в диалектах – это громкий крик. Помните выражение кричать благим матом? В древнерусском языке нецензурная брань называлась лая матерна [Успенский 1996: 58].
При чём же здесь мать и материя? – спросите Вы. Обратите внимание на прилагательное матерный, где, как и в случае со словом мать-материнский, проявляется древняя основа матер-. Понять смысл родства мы можем, обратившись к прилагательному матёрый, которое означает “достигший полной зрелости; опытный; закоренелый”. Изначально мать – это зрелая женщина, старшая в семье. Нетрудно понять, что значения “сильный крик” и “зрелая женщина” связаны общим компонентом “сильный” (зрелый и опытный в случае с матерью и громкий в случае с криком).
О значениях технических и идеологических
Сразу замечу, здесь мы имеем дело не с понятиями, а со значениями, которые в истории языка могут не совпадать, поскольку значение возникает в результате практического освоения окружающего мира, а понятие – ещё и его познания. Как я уже отмечал в публикации «Культура в зеркале языка» со ссылкой на В.И. Абаева, «Каждое слово говорит об особом мировоззрении и об особых условиях общественного существования в эпоху формирования этих слов» [Абаев 2006: 28]. Разбирая структуру лексического значения в исторической перспективе, Василий Иванович выделил два аспекта: технический – семантика изолированных, технических значений, отвечающая на вопрос: что выражается элементом? и идеологический – семантика генезиса и взаимосвязи значений, отвечающая на вопрос: как выражается? Технический аспект составляет ядро значения и образует «материал научного познания», а идеологический – оболочку, образуя основу для «мифологических, религиозных, метафизических и поэтических посторений» [там же: 30].
В нашем случае именно составляющие оболочку значения слова мать компоненты «зрелый, сильный, старший, опытный» приводят к возникновению производных, на современном этапе плохо ассоциирующихся с матерью как женщиной-родителем по отношению к своему ребёнку: мат, матёрый и даже материк “крупный участок суши”. Все эти слова – результат генезиса и взаимосвязи значений, отражающих условия общественного существования в эпоху их формирования, а их научные определения – следствие образования изолированных технических значений, разъединивших некогда единое словообразовательное гнездо.
Именно поэтому этимология слова не может быть решающим аргументом в оценке явления, которое это слово обозначает, о чём забывают последователи Задорнова и любители порассуждать о «тайных смыслах» русского языка, расчленяя, зачастую неверно, слова на морфемы. Об этом подробнее сказано в публикации «Брод через реку Времени».
С другой стороны, этимология слова даёт нам возможность узнать много интересного о мировоззрении носителей языка и определить родство языков между собой. Вернёмся к нашему корню МАТ и посмотрим на другое его производное – слово материя.
Материя очевидно происходит от обозначения матери, но не в славянском, а в латинском варианте, что очень хорошо видно по словарям: лат. māter «мать». Но в русском языке материя означает “ткань” – это первое, что приходит на ум обычному носителю языка. Начитанный человек вспомнит ещё значение “тема, предмет разговора” (говорить о высоких материях), хозяйственный – производное материал “вещество или смесь, из которых изготавливается продукция”, а философ – термин материализм, опирающийся на понятие материи как объективной реальности. В принципе, все эти значения легко объединить понятием “вещественная основа”, будь то вполне осязаемая ткань или вещество, предельно общая, но всё же явленная нам в ощущениях, философская материя или неосязаемая, но вполне конкретная тема разговора, которую можно познать вербально-логически. Но у этого довольно отвлечённого понятия есть и вполне материальная, наглядная и осязаемая основа. Если заглянуть в латинский словарь, то обнаружится, что у слова māteria есть ещё одно значение – «лес». И теперь всё становится ясно. Лес давал нашим предкам всё необходимое: кормил, поил, обувал и одевал, защищал от непогоды. Представьте себе переплетение ветвей, густой подлесок, купола зелёной листвы – существования ткань сквозная, Великая Праматерь Мира. Именно по этой причине в философии материя – это мир как совокупность вещей, существующих независимо от нашего сознания, и единый источник всех изменений. И мы можем выстроить цепочку производных, ведущих от исходного мифопоэтического корня к современным техническим значениям: МАТ – мать – матерь – материя – материал – материализм.
О детях родных и приёмных
Если сравнить слова, обозначающие мать, с другими терминами родства в языках классической древности, то обнаружим, что корень этого слова не условный МАТ, а вполне реальный *mā-. При этом современный русский язык даст довольно мутную картину: мать, отец, брат, сестра. А вот латынь, греческий и английский, например, уже более чёткую: латинск. māter, pater, frāter, soror; древнегреч. μήτηρ, πατήρ, φράτηρ, ἔορ; англ. mother, father, brother, sister. При некотором разнобое форм очевидно, что везде присутствует суффикс *ter, обозначающий родство. Особенно хорошо он просматривается в английском, где сохранился в почти неизменном виде во всех словах, но, если взять, например, старославянский и древнеиндийский, то там этот суффикс «проявится» у сестры и брата: сестра, братръ и svásṛ, bhrā́tṛ, но только в нулевой ступени без гласного. Таким образом слово мать в древнем праязыке уверенно реконструируется как *mā-ter. Корень *mā- мы можем найти в детских обозначениях матери: русск. мама и лат. mamma, которое означает “маму” и “женскую грудь”.
Вот мы и восстановили методом сравнения схожих по форме и содержанию слов древний корень, появившийся более семи тысяч лет назад! Внешняя реконструкция, о которой я писал в публикации «Брод через реку Времени», помогла нам увидеть родство между всеми упомянутыми словами, то есть их происхождение из одного древнего языка-основы, который именуется праязыком, в нашем случае – индоевропейским. При этом совпадение русских слов материя и материал с латинскими māteria и māteriālis свидетельствует о заимствовании этих терминов в русский из латыни, а вот схожесть русского слова мать-матери с латинским māter-mātris говорит о родстве, в противном случае и в русском языке слово звучало бы как *матра, чего не наблюдается. Зато наблюдается компонент сложных слов метро-, явно взятое из древнегреческого μήτηρ, на что указывает название подземной железной дороги, совпадающее в ряде европейских языков: русск. метро, англ. metro и франц. métro. Слово является сокращением от метрополитен, которое попало в английский из французского Chemin de fer métropolitain “столичная железная дорога”. Так изначально называлось метро в Париже, откуда и эпитет métropolitain “столичный”, явно производный от греческого μητρόπολις “античный полис, имевший свои колонии; (букв.) материнский город; столица”. Как тут не вспомнить Киев – «мать городов русских» и термин материнская плата, обозначающий печатную плату, являющуюся основой построения модульного устройства. Здесь слово материнский образовано уже с помощью русского слова, хотя и по образцу английского словосложения motherboard.
Дым отечества
Интересно, что в пределах одного языка могут встретиться потомки одного древнего слова, словно разлучённые в детстве братья. Их облик и привычки, сформированные разными условиями, будут заметно отличаться, но генетическое родство всё же даст о себе знать. В предыдущем разделе такими братьями, вернее сёстрами, были слова мать и метро. Но бывает, что таких разлучённых родственников явно больше двух, а их внешность изменилась до неузнаваемости, поскольку «росли» они в разных семьях, живших далеко друг от друга. В этом случае на родство намекают значения.
Рассмотрим обыкновенное русское слово дым. Сейчас у него нет окончания, но в древнерусском языке оно выглядело несколько иначе – дымъ, где Ъ – это не просто твёрдый знак, а полноценная буква, обозначавшая слабый гласный, который и был окончанием мужского рода единственного числа именительного падежа. А ещё в русском языке есть слова фимиам и парфюм. Фимиам – это благовонное вещество, сжигаемое при богослужении, а парфюм, думаю, представлять не надо. Все три слова восходят к древнему *dhūmos “дым”. В древнегреческом слово преобразилось в θυμός а в латыни в fūmus с тем же значением. Более того, со временем эти слова обзавелись приставками и суффиксами, превратившись в древнегреч. θυμίαμα “благовоние” и староокситанское perfumar. Интересно изменилось и произношение. Древнегреческое [тхюмиама] стало произноситься как [фимиама], а окситанское [перфумар] попало во французский и превратилось в parfum [парфюм]. А потом все три брата благополучно встретились в русском языке, став привычными для нас дымом, фимиамом и парфюмом.
О быках и пчёлах
С другой стороны, в разных языках мы можем встретить слова, которые очень похожи друг на друга и наводят на мысль о своём родстве, но родственниками не являются. В жизни мы тоже иногда встречаем очень похожих людей, которые друг другу не сёстры/братья и даже не дальние родственники. Вот, например, русское слово бык и древнегреческое βοῦς с точно таким же значением. Опираясь на предыдущие рассуждения, кто-то может даже воскликнуть: «здесь есть закономерный переход Ū в Ы!» Но не торопитесь. Мы уже видели, что звонкому Д в греческом соответствует глухой придыхательный Θ (дым-θυμός), значит, бык по-древнегречески начинался бы с φυ- (об этом смотри ниже). А вот древнегреческий звук Β происходит от индоевропейского *GW, и ему соответствует русское слово говядина. Если отбросить окончания и суффиксы, то греческий корень βοῦ- и славянский корень гов- восходят к индоевропейскому *gwōw-.
А что же наш бык? А это слово звукоподражательного происхождения и в индоевропейском звучало как *b(h)ū-k-os. Произошло оно от глагола *b(h)ū-k-ē-ti (слав. бычати) “гудеть, реветь”, что вполне логично. Я намеренно разделил слово на морфемы, поскольку K в этом слове – исторический суффикс. Он нам ещё пригодится в поисках ближайших родственников этого быка. А родственник у него самый неожиданный – пчела! С первого взгляда и не скажешь, но если посмотреть в словари, то окажется, что по-древнерусски пчела звучала очень похоже – бъчела. Это слово действительно образовано от слова бык с помощью уменьшительного суффикса (E)L. Ну, вернее, не прямо от слова бык, а от того же глагола бычати “гудеть”. Праформа выглядела так: *b(h)u-k-el-ā. U там было кратким, поэтому превратилось в слабый гласный, обозначавшийся в древнерусском буквой Ъ (современный твёрдый знак), а К перед гласным Е смягчился в Ч (явление это учёные назвали первой палатализацией, то есть смягчением).
Фонетические законы
Подобные открытия нам позволяет делать тот факт, что изменения внешнего облика слова от праязыка к отдельным его потомкам происходили не произвольно, а подчиняясь строгой закономерности, которая называется фонетическим законом и выражается в формуле:
Вот как прокомментировал эту формулу отечественный лингвист В.К. Журавлёв: «Звук а регулярно переходит в звук b в строго определенных позициях Р в данном языке L на данном этапе его развития Т. Верно, что фонетический закон действует лишь в ограниченных рамках данного языка, данного языкового коллектива в строго определенную эпоху. И это не может свидетельствовать о его ущербности по сравнению с законами естественных наук. Лингвистические переменные L, Т — такие же переменные, как, скажем, сопротивление и сила тока в законе Ома 
. Не сетуют же физики на безусловный факт неоднозначности силы тока в цепях с различным сопротивлением. Фонетические законы обладают такой же силой предсказуемости, они столь же индуктивны, как и законы естественных наук. На основании определенного минимума тщательно осмысленных и проверенных данных легко обозревается вся масса фактов» [Журавлёв 1986: 29-30].
А теперь вернёмся в метро, вернее, к слову метро. В древнегреческом мы видим переход долгого *ā в ē: *mātēr > mētēr (μήτηρ). Этот переход не случаен, а проявляется везде, где есть *ā, например, в окончании женского рода первого склонения: ἡ ὀμίχλη “туман” (сравни старославянский вариант мьгла и праформу *mighlā). Но! Переход этот определяется языком L, временем T и позицией P в полном соответствии с формулой, поскольку произошёл он только в аттическом диалекте классического периода (с IV в. до н.э.) во всех позициях кроме позиции после ε, ι, ρ: дорийское μάτηρ – аттическое μήτηρ “мать”; ионийское πρῆγμα – аттическое πρᾶγμα “дело”.
В древнегерманском же мы видим другой процесс, который знаменитый лингвист Якоб Гримм назвал первым передвижением согласных: лат. māter, но англ. mother; лат. pater, но англ. father; лат. frāter, но англ. brother; причём это передвижение можно наблюдать не только в древнем суффиксе, обозначающем родство, но и в начале: pater-father. Именно поэтому мы безошибочно определяем, что слово метро пришло к нам из греческого, и не просто из греческого, а из аттического диалекта классического периода, а, допустим, Мазе Раша (персонаж глупого американского комедийного боевика) – из английского Mother Russia. У этого закона также есть определённая область применения, которая, в частности, определяется ударением в праформе: если глухой смычный стоял в предударной позиции, то после перехода в придыхательный он озвончался: индоевроп. *mātḗr > прагерм. *māþḗr > *māðēr > др.-сканд. móðir, др.-англ. mōdor. Данное явление получило название закон Вернера. Со временем он перестал действовать, но на смену ему, например, в немецком языке, пришло второе передвижение согласных, и различные результаты законов Гримма и Вернера чётко проявились: Mutter “мать”, но Bruder “брат”.
Закон Гримма стал первым законом в истории языкознания. Более того, именно Я. Гримм ввёл в лингвистику само понятие фонетического закона, дав ему точное определение:
Фонетический закон – устойчивая, повторяющаяся, наблюдаемая связь явлений.
[Красухин 2004: 31].
Как можно заметить, ничего, кардинально отличающегося от любой другой науки, в языкознании нет и претензии гуманитариев на «особый статус» гуманитарных дисциплин попросту не обоснованы, о чём я писал в публикации «Под маской науки».
Регулярные фонетические соответствия
Особый акцент хочется сделать на регулярности и соответствии звуковых изменений. Регулярность изменений, которые описываются вышеуказанной формулой, приводит к тому, что системе звуков данного языка соответствует система звуков родственного ему, так что, зная, как звучит слово или корень в одном языке, можно с уверенностью предсказать его фонетический облик в другом. Об этом хорошо написал Т. Шиппи в замечательной и до сих пор не превзойдённой монографии «Дорога в Средиземье», посвящённой творчеству Дж. Толкина: «Так, например, в современном английском «старый» – old, а «старший» – elder. В древнеанглийском, в его раннезападносаксонской форме, «старый» – eald, «старший» – ieldra . В готском этим формам соответствуют: altheis, althiza. С помощью дедукции отсюда извлекается правило: в тех случаях, когда за а в готском следовали гласные i или j, носители еще дописьменного древнеанглийского языка изменяли первый гласный на е. Та же самая судьба постигала и другие гласные. Везде, где в готском языке за гласным следует i , в древнеанглийском (а часто и в современном английском) этот гласный обязательно изменялся. Этот феномен, известный как «i-мутация», превратился со временем в одну из самых популярных страшилок университетской филологии. Однако в нем есть что-то таинственное и влекущее. Что же это получается – выходит, люди себе говорят и говорят, не имея ни малейшего понятия о том, почему произносят слова так–то и так–то, а не иначе, – и на то есть хотя и древние, но вполне определенные и на сто процентов доказуемые причины?! Это уже почти генетика. Не удивительно, что Гримм называл готский язык «совершенным», а Толкин признавался, что готский «взял его штурмом» [Шиппи, 2003: 45-46].
Регулярные соответствия можно представить в таблице на примере Первого передвижения согласных в германских языках:
|
и.-е. |
санскр. |
греч. |
лат. |
гот. |
старослав. |
|
*bh |
bh |
φ |
f |
b |
б |
|
*bher- |
bhárati |
φέρω |
ferō |
baíra |
берѫ |
|
*d |
d |
δ |
d |
t |
д |
|
*duō- |
dvā- |
δύω |
duō |
twōs |
дъва |
|
*p |
p |
π |
p |
f |
п |
|
*ped- |
padá |
-πεδος |
pedes |
fōtus |
подъ |
Как Вы можете видеть, характеристики германских звуков действительно сдвигаются: звонкие придыхательные становятся звонкими, звонкие – глухими, а глухие – глухими придыхательными (о том, что такое придыхательные звуки, и о других их характеристиках я подробно писал в публикации «Письменность Квенья»). Но каждому звуку в одном языке точно соответствует определённый звук в другом, так что можно подобрать к ним другие примеры, на основании которых эти соответствия и были обнаружены: *bhrātēr: санскр. bhrātṛ, древнегреч. φράτηρ, латинск. frāter, готск. brōþar, старослав. братр и т.д.
Здесь я прерываюсь, чтобы не перегрузить уважаемого читателя, а желающие могут самостоятельно оценить всю сложность системных закономерностей, обратившись к учебникам Валентины Авраамовны Масловой [Маслова 2004] и Константина Геннадьевича Красухина [Красухин 2004].
Праязык и родословное древо
Я показал вам, в сущности, самый простой пример, но даже он увёл нас в неизведанные глубины таинственного леса, имя которому – языкознание. Высоки и могучи его деревья и глубока их память о прошлом. Так сильны их корни, что даже современная научная терминология в языкознании пронизана древесной символикой, особенно в области изучения родства языков. В XIX веке немецкий учёный Август Шлейхер разработал теорию «родословного древа», по которой язык мыслился как естественный, природный организм. Это значит, что язык обладает свойствами, сходными с природными, и подчиняется внутренним законам развития, вроде тех же деревьев. Как и всё живое, язык рождается, стареет и умирает, и то же происходит с отдельными словами. И вот это понимание помогло учёному восстановить древний праязык, от которого произошли многие языки Европы и Азии. У исследователей до сих пор нет единого мнения, что такое этот «праязык» – реальное ли наречие, на котором говорили предки современных народов, или модель, условный конструкт, позволяющий оценить степень родства и системные отношения между родственными языками, некая сумма доступных на данном этапе языковых реконструкций [Нерознак 1988: 26-43]. Но это, на мой взгляд, не главное. Главное заключается в том, что языки действительно родственны между собой, а их развитие и взаимодействие подчиняются системным закономерностям, не уступающим по строгости истинам физики и математики. Это, кстати, отчётливо проявляется именно в художественных построениях Дж. Толкина. Как я уже отмечал в публикации «Методы Толкиновского языкотворчества» со ссылкой на диссертацию Платовой, английский профессор блестяще «имитирует воссоздание единого языка-реконструкта, обнажает гипотетическую сущность всех подобных образований, попутно предостерегая от слабых мест в методологии воссоздания праформ» [Платова 2003: 52].
Именно в силу гипотетичности этих построений свои реконструкции Шлейхер записывал под специальным знаком – звёздочкой-астериском, позаимствованным из трудов Исидора Севильского, которые называются «Этимологии». По этому поводу архиепископ и энциклопедист пишет: «Астериск (asteriscus) добавляется к тем [словам], которые обойдены молчанием, чтобы осветить этим знаком то, что кажется отсутствующим. Ведь звезда на греческом наречии называется ἀστήρ, откуда он и назван астериском» [Исидор Севильский 2006: 30]. Реконструированные праформы записываются латиницей, например: *māter. Иногда для исследователя важен только корень. В этом случае запись выглядит так: *mā-. О звёздочке и её технической и идеологической семантике я поговорю в отдельной публикации, а пока замечу, что во избежание нежелательных «поэтических» ассоциаций метафору «родословное древо» сейчас заменил научный термин генетическая, или генеалогическая, классификация. Термин подчёркивает общее происхождение языков отдельных семей и их системное родство, определяемое на основании регулярных фонетических соответствий.
Существует ещё Типологическая классификация языков – она устанавливает сходства и различия языков в их наиболее важных свойствах грамматического строя, не зависящих от их генетического родства и контактов, но это – тема отдельной публикации, как и непосредственное перечисление конкретных языковых семей и входящих в них языков.
Итог
Итак, что же получается? Языки, как и люди, бывают родственными и неродственными. Родственные языки развиваются из одного языка основы, поэтому в их облике и «генетической» структуре, как и у людей, можно обнаружить системные закономерности и признаки родства.
Наличие в разных языках внешне одинаковых слов не является залогом их общего происхождения, поскольку народы активно взаимодействуют и заимствуют слова из одного языка в другой, особенно если это касается таких значимых языков, как латынь, что мы увидели на примере слова материя.
С другой стороны, заимствованное слово вполне может оказаться родственным или даже тем же самым словом того языка, куда оно заимствуется, просто изменившим за долгие века своё звучание. Это я показал на примере слов дым, фимиам и парфюм.
И наоборот, слова, которые кажутся очевидно родственными, на деле могут восходить к совершенно разным корням, как русское бык и древнегреческое βοῦς.
Развитие языков происходит по законам, не менее строгим, чем законы развития материи, ибо язык как явление имеет вполне материальную основу, поэтому все процессы, протекающие в нём, устойчивы и носят повторяющийся характер, то есть регулярны и вполне наблюдаемы.
Процессы эти описываются строгими законами, а родство языков определяется регулярными фонетическими соответствиями между ними.
Словари
ИЭССРЯ ‒ Черных, П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка : 13560 слов : [в 2 т.] / П. Я. Черных. ‒ Москва : издательство "Русский язык", 1999.
Литература
Абаев, В.И. Статьи по теории и истории языкознания / В. И. Абаев, Российская академия наук, Институт востоковедения ; отв. ред. В. М. Алпатов ; сост. В. М. Алпатов. – Москва : Наука, 2006.
Журавлёв, В. К. Постулат непреложности фонетических законов и современная компаративистика, «Вопросы языкознания», 1986, № 4.
Исидор Севильский. Этимологии, или Начала. В XX книгах. – Кн. I-III: Семь свободных искусств / Пер. с латин., статья, примеч. и указатели Л. А. Харитонова. – СПб.: Евразия, 2006.
Красухин, К. Г. Введение в индоевропейское языкознание : курс лекций: [учеб. пособие по специальности 021800 "Теорет. и прикладная лингвистика"] / К. Г. Красухин. – Москва : Academia, 2004.
Маслова, В. А. Истоки праславянской фонологии : учебное пособие / Маслова В. А. – Москва : Прогресс-Традиция, 2004.
Нерознак, В. П. Праязык: реконструкт или реальность // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей : Теория лингвистической реконструкции / Отв. ред. Н. З. Гаджиева. – М.: Наука, 1988.
Платова М. Лингвопроектирование. Дис. д-ра филол. наук. 2003 г. Электронный ресурс. - Режим доступа: http://gallardo.narod.ru/tolkien/diss/vvedenie.html.
Успенский, Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Избранные труды [Текст] : в 3 т. / Б. А. Успенский. - 2-е изд., испр. и перераб. – Москва : Языки русской культуры, 1996 (Язык. Семиотика. Культура). Т. 2 : Язык и культура. – 1996.