Пришло время поговорить о самой главной проблеме, с которой сталкивается любой, начинающий изучать творчество Дж. Толкина, – толкинистах-ролевиках. К сожалению, именно они ассоциируются в сознании большинства обычных людей с книгами английского писателя, что наносит последним непоправимый вред.
Писать на эту тему непросто, так как у меня есть знакомые из этой среды, многие их которых искренне любят творчество Толкина и хорошо в нём разбираются, поэтому, чтобы не обижать уважаемых мною людей, я заранее предупреждаю, что пишу не о конкретных представителях движения, а о явлении в целом. Более того, данная публикация носит несколько реферативный характер и построена на материале некогда хорошо известной и объёмной статьи Дарта Вальтамского «Толкин и толкинизм – взгляд справа», опубликованной в «Бибилотеке Тол Эрессеа» 13 января 2004 года. К сожалению, статья не потеряла своей актуальности, а тезисы в ней получили новые подкрепления, поэтому я буду часто на неё ссылаться.
Ролевики
Сразу оговорюсь, что я объединяю под этим названием и тех, кто участвует в играх по творчеству Дж. Толкина, и тех, кто отыгрывает персонажей и события сказочной фантастики в целом, и тех, кто «реконструирует» в полевых условиях исторические события реального прошлого. И у меня есть на то серьёзные причины. Дело даже не в том, что границы между толкинистами и ролевиками размыты, а представители этих тусовок плохо различают классику и паралитературу низкого качества, объединяя всех и вся под общим и довольно размытым понятием «фэнтези», о чём я писал в соответствующей публикации – часть 1 и часть 2. Дело в том, что сама суть этих игр – замена своей личности на другую, и не важно, Эльф ли это, Ведьмак или наполеоновский гренадёр. Везде представители тусовки заменяют свои настоящие имена на прозвища, и не важно, будет ли это какой-нибудь Энердиль из Гондолина, Геральт из Ривии или Жак из Парижа. Все они играют роли, а какие, в данном случае, извините за каламбур, роли не играет. Все они делают костюмы, уходят в поля и леса. Истории более-менее одинаковы: «Началось всё в то время, когда только-только стали появляться у нас книги Толкина на русском языке. Мы бережно передавали книги из рук в руки, словно драгоценные манускрипты. Мой муж… и его одноклассник… были фанатами фэнтезийной литературы. Именно они стали родоначальниками ролевого движения… Интересно то, что хоть мы и называли себя толкинистами, отыгрывали мы по многим книгам: Перумов нам очень нравился, Кук, другие авторы.... [«Мы сами создавали себе Шир»].
«А что же реконструкторы?» – спросите Вы. – «Они-то, вроде как, реальные исторические события реконструируют». Вполне возможно. Только вот как тогда объяснить следующие откровения реконструкторов: «В Европе зарождение интереса к реконструкции пришлось на 1960-1970-е годы: примерно тогда популярность книги "Властелин колец" и многих других произведений в стиле фэнтези стала общемировой. Тогда же интерес начал перерастать уже в движение» [Историю можно потрогать]. Кроме того многие занимаются одновременно всем и часто переходят из одной тусовки в другую без каких-либо сложностей.
Дарт Вальтамский отмечает ещё один важный момент. Очень часто можно услышать утверждение, что толкинисты – это окололитературное движение, а тусовки, вроде Эгладора в Нескучном Саду – это не толкинисты, поскольку многие из них даже не читали Толкина. На это он высказывает вполне резонное возражение: «Центральный портал толкинистов – «Арда на Куличках» – переполнен именно ссылками на сайты ролевых клубов и ролевых команд. В «Библиотеке Тол Эрессеа» выложены воспоминания с игр, Толкиновское общество СПб проводит свои игры и отчеты о них помещает в самом, уж казалось бы, чисто толкинистском (не ролевом) журнале «Палантир». А если определять принадлежность к движению по знакомству с литературой, то «тогда девять десятых коммунистов – не марксисты (они не изучают Маркса!), а фашисты – не фашисты (потому что людей, читавших Бенито в итальянском подлиннике, я думаю, в России и десятка не наберется, да и те – историки, а не последователи)». И делает чёткий вывод, с которым я вполне согласен: «критерий толкиниста – не в его отношении к Толкину, а в его отношении к сообществу (среде, тусовке, движению), которое называет себя толкинистским». То же можно сказать и о реконструкторах, которые далеко не всегда хорошо знакомы с предметом реконструкции, так, например, мне доводилось встречать «крестоносцев» не знающих латыни даже на уровне pax vobiscum, и «викингов», не знающих ни слова по-древненорвежски. Об этом, кстати, пишет в своей обобщающей статье «О проблемах реконструкторского движения» Владислав Смородинов: «Когда кто-то из реконструкторов германской стороны начинает разговор о том, что могло быть, а что нет, я всегда отмечаю главное: Не могло быть германцев, не разговаривающих на германском языке. Когда вы научитесь максимально аутентично, с хотя бы близким к оригиналу акцентом, без единого русского словечка, общаться в бою и в лагерном быту, вот тогда вы будете иметь право говорить о том, чего не могло быть, а пока, вы, нося германскую форму, говорите по-русски, вы будете покемоном. Реконструкция начинается с головы, а уже потом кончается шмотками». То есть, в реконструкторской среде тоже есть масса народу, «не читавшая оригиналы».
Отношение к обществу
Но самое главное, на мой взгляд, что объединяет всю эту разношёрстную компанию в единое явление ролевиков, это отношение к основной части людей, за пределами тусовки. Все они противопоставляют себя обществу и окружающему миру, подчёркивая, что реальный мир не может быть прекрасным и родным: «Толкина принято упрекать в том, что он провоцирует слабые души на дезертирство из мира, где им по разнарядке положено жить. При том, что иногда обычный мир кажется тошнотворной тюремной камерой без окон и дверей. Кто этого не испытывал? Современная литература приложила много стараний к тому, чтобы наглядно показать – Первая Реальность именно такова, все прочее – иллюзии… Cовременная литература с горечью, но и не без мрачного удовлетворения констатирует: счастливые концы в реальной жизни – не правило, а исключение, добро и зло перемешаны и свободно перетекают друг в друга, и лишь пессимизм может претендовать на долю истинности в этом мире, где правят бал случай и неумолимые законы природы. Остается принять мир как он есть и воспитать в себе мужество жить, отказавшись от иллюзий и не чая лучшей доли. Взяв на вооружение Северную Теорию Мужества… Эта идеология не лишена трагического благородства. Но, разумеется, кто-то и в наши дни ищет, несмотря ни на что, лучшей доли и на счастливый конец все-таки надеется. Сбежать из тюрьмы в готовое убежище – заманчиво. А Башня, выстроенная Толкином, – убежище в высшей степени подходящее… Страшно «впасть в руки человеческие»: как бы ни был гениален творец Вторичного мира, он – просто человек. В первый момент мы радуемся, оказавшись в построенном Толкином дворце (он же Башня), мы-то привыкли жить в каморке под лестницей, как безропотный сирота Гарри Поттер» [Каменкович, М. Дорога из Средьземелья].
«Тошнотворная тюремная камера», «тюрьма», «каморка под лестницей»! Это они о реальном мире, где есть близкие и друзья, закаты и восходы, любимая работа и масса интересных увлечений, включая книги того же Толкина, есть золотая осень и серебряная зима, новогодние праздники и дни рождения.
А вот как они позиционируют себя: «Северная Теория Мужества» (всё с заглавной буквы, заметьте), «трагическое благородство», «безропотный сирота Гарри Поттер», который, кстати, на деле оказывается самым знаменитым и могущественным волшебником. Ну, просто кладезь человеческих достоинств! При этом к окружающим отношение не просто отстранённое, но крайне уничижительное. Вот послушайте: «Некоторые занимаются освоением и искажением чужих «вторичных миров» сознательно и даже с каким-то особым сладострастием: так революционная чернь врывалась в графские особняки именно и только чтобы осквернить и разрушить» [Каменкович, там же]. «Революционная чернь» – это они о народе. И не важно всем этим Каменковичам и прочим «трагически благородным эльфам», что если бы не восставший народ, то жить бы им всем под гнётом помещиков, а то и нацистов, поскольку без СССР и коммунистического движения победить фашизм никто бы не смог, недаром та же добрая старая Англия пошла на Мюнхенский сговор, отдав на растерзание оркам Чехословакию.
А вот реконструкторы: «Реконструкция – элитарное движение в принципе. Это не то, что можно слепить за полгода. Ведь любовь к истории невозможно купить или привить» [Историю можно потрогать]. Вот оно как! «Элитарное движение»! А любовь к истории, оказывается, «нельзя привить»! Эта установка более тоталитарная, чем отождествление себя с Гарри Поттером, потому что герой книг Роулинг стал избранным благодаря жертвенному подвигу своей матери, то есть любой другой человек в мире магов тоже может повторить подобную историю, а вот «элитарность, которую не привить» – это уже из области расовой исключительности, с которой рождаются.
Так что, как мы видим, и толкинисты-ролевики, и реконструкторы не только не хотят интегрироваться в общество, но и сознательно противопоставляют себя основной массе людей. Для них мы – «чернь», «масса», лишённая всякой возможности не только стать «элитой», но и элементарно полюбить историю и литературу. С этими способностями рождаются только благородные.
Дивные академики
Я специально не делаю акцент на так называемых «дивных», которые серьёзно считают себя воплощением персонажей детских сказок, а мир – тюрьмой, из которой надо убежать, поскольку о них я скажу дальше, но здесь отмечу только самое главное. Когда начинаешь об этом говорить, толкинисты обычно открещиваются от таких личностей стандартным аргументом: «толкиенисты – это люди, серьёзно интересующиеся творчеством Дж. Р. Р. Толкиена, а как-то – историей придуманного им мира, его лингвистикой и культурой. Известные мне толкиенисты являются совершенно адекватными и нормальными людьми, не имеющими ни малейшего отношения к понятию "эльф-по-жизни", или "дивнюк"» [Почему не любят ТОЛКИЕНИСТОВ???]. Ой ли? Про «академичность» данного направления я уже писал в публикации «Общенаучные проблемы толкинизма», здесь же просто напомню о них. Открываю наугад «Архивы Минас-Тирита» на всё том же портале «Арда-на-куличках» и смотрю первую попавшуюся статью: Эстера (Эленриэль) «Толкиенизм как путь духовного восхождения, или О дивном нольдОре замолвите слово...» (Доклад, прочитанный на Сибконе, 1998 г.). Читаю: «"Рассказ у нас пойдёт в особенности" о так называемых дивных. То есть, о людях, в широком обществе (не только цивильном) характеризуемых фразой "Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша" (Вариант: "Шиза косит наши ряды"). То есть, о тех, для которых мир Толкиена стал больше, чем сказочным миром или хорошим поводом для игры, которые, по словам Ниэнны,
Ищут в придуманных сказках
Истин извечных след…»
И далее:
«На самом деле, это ведь очень хорошо, когда человек пытается решить, кто же и что же он есть, и зачем он живёт. И хорошо, когда он понимает, что главное – это всё-таки не прагматические житейские вещи, но духовное развитие. Когда он интересуется хоть чем-то, выходящим за рамки обыденного. Хорошо, когда он нацелен не на сию минуту, не на несколько лет, а в вечность. Хорошо, когда он от всей души во что-то верит. Хорошо, когда он романтик и мечтатель, когда у него душа живая, а не закостенелая в условностях. Когда человек совершенствуется и ищет свой духовный стержень. Или уже его нашел. А мир Толкиена – это очень сильный духовный стержень. С религиозной и нравственной точки зрения принципиально ничего нового Толкиен не сказал. Более того, основные нравственные аксиомы были сформулированы ещё очень и очень давно, они одинаковы во всех религиях, от самых древних и "примитивных" до сравнительно новых – ислама и христианства».
Обратите внимание: даже с учётом того, что «дивных» считают психами не только в «цивильной» среде, автор радушно предлагает отнести это явление не просто к нормальным, но даже к хорошим. И это вполне сочувственно размещается на толкинистском портале. Более того, в авторитетном журнале Толкиновского общества СПБ «Палантир», на обложке которого гордо значится «Филологический факультет СПбГУ» и мелькают учёные слова «семинар» и «тезисы докладов» неожиданно появляется конспект презентации печально известной книги С.Р. Павловой «Дорога к единорогу», где прямым текстом утверждается: «эльфы и их существование, по мнению автора ‒ не выдумка, а реальность. Эльфы есть и ‒ живут среди людей, ассимилировавшись с ними» [Павлова, 2005: 29], и никто не возражает! Более того, от тех же самых «учёных» толкинистов можно услышать даже такое: «Толкинистика – наука, в которую может играть каждый… Доклад Минца и жаркая дискуссия, развернувшаяся вокруг него, свидетельствуют о нешуточном желании российской толкинистики утвердиться в поле «легитимной» науки. Сделать доклад на Толкиновском семинаре может любой, кому есть, что рассказать о Профессоре и его книгах, независимо от образования, наличия степени или иных заслуг. Поэтому здесь редко можно услышать специальную лексику и ссылки на сложные научные теории. Толкинисты собираются, прежде всего, чтобы поделиться свежими мыслями и впечатлениями от текстов...» [Наука «легитимная» и не очень?]. Как это, простите, понимать? Во-первых, никакой «легитимной науки» в природе не существует – есть просто наука, а есть псевдо- и околонаучные разглагольствования об «эльфах среди нас» и «духовных стержнях». А во-вторых, как толкинисты собираются «интегрироваться в науку», если на полном серьёзе заявляют, что просто играют в неё и что для этого не обязательны ни образование, ни учёная степень, ни «иные заслуги»? Да и вообще, они уже и так играют в неё прямо посреди филологического факультета СПбГУ и никто их не гонит обратно на детскую площадку.
А ведь «совершенствование своего духовного стержня» неизменно приводит к противопоставлению себя обществу, к эзотеризму и знаменитой формулировке «я – не такой, как все, меня никто не понимает». Тут даже цитат приводить не надо, поскольку с такими «заколдованными принцессами» каждый, думаю, сталкивался сам.
И тем не менее, именно ролевики во всех своих ипостасях интегрированы в современную действительность лучше многих из той самой «революционной черни», о которой они с таким пренебрежением говорят. И вот почему.
Эскаписты
Ролевое движение стало массовым как раз во времена Перестройки и начале 90-х. Примечательно, как об этом говорят старые представители толкинизма: «Тогда рухнул Советский Союз, новая реальность только создавалась, и в начале 90-х в России наступила эпоха романтического толкинизма. В ролевой тусовке меня привлекала атмосфера товарищества: там были немножко хиппи, немножко коммунары, каэспэшники, фидошники. Я сам был в молодости металлистом и не чувствовал себя в этой компании чужим. К тому же старый мир вокруг разваливался, а мы из себя создавали новый, в чем-то сказочный и точно более добрый» [Современные толкинисты]. Возникает ощущение, что гибель Советского Союза происходила где-то в параллельной реальности, к которой молодёжь того времени не имела никакого отношения. Вместо того чтобы разобраться в происходящем и хоть как-то повлиять на события – а ведь молодёжь является самой активной частью народа, от которой во многом зависит будущее, – они стали создавать новый мир «из себя», и, по их словам, этот воображаемый мир был «точно более добрым».
А вот что по этому поводу пишут «официальные источники»: «Куда хуже было с поведением и "моральным кодексом толкиниста". Запрет на распитие спиртных напитков в общественных местах в те времена практически не действовал и не распространялся на пиво. Поскольку милиция навещала "Землю покинутых" редко и нерегулярно – пили практически в открытую, скрываясь разве что от своих, чтобы не просили на каждом шагу по глотку. Закономерным итогом столь вольно-анархического обращения с алкоголем стали регулярные травмы, а в качестве вишенки на торте – пара убийств по пьяной лавочке. Участились и конфликты с местными» [Московские тусовки: "Земля покинутых" в Нескучном саду].
Примечательна и реакция одного из участников дискуссии об Эгладоре в Нескучном Саду на сайте Tolkien.su аж за 2003 год, когда ролевики стали в очередной раз говорить о том, что к пьяным отморозкам они не имеют никакого отношения: «Вы мне скажите, господа хорошие: когда Эгладор/Нескучный сад был местом сборищ НОРМАЛЬНЫХ людей? Правильно, до появления толкинистов. Появились ‒ и начался раздрай... Плащи-занавески, мечи-клюшки, хайратники ‒ веревки от авосек... Прекрасные эльфийки со скобками на зубах и прыщавые очкастые отморозки в доспехах из пенопласта... Кра-со-та! И замечательный парк оказался просто засран... Классический пример ‒ так называемая "Мория" что под мостиком: к ней же ближе чем на 10 метров не подойдешь, рискуешь отравиться! А замечательный исторический ансамбль в Царицыно? Ультрамодный бесплатный туалет для бесстрашных паладинов!», и на возражения в том смысле, что есть там и приличные люди, был дан чёткий ответ: «Прилично себя ведущие собираются по квартирам, а не пиво у Памятника хлещут (это я о так называемых "толкинистах")».
А что же реконструкторы? Оказывается, там – точно такая же ситуация: «Проблема Реконструкции №1 — это сами Реконструкторы, каждый из нас по отдельности и все мы вместе взятые одновременно. Именно благодаря нам внутри и снаружи нашего движения существует всё то плохое, что мы видим и с чем соприкасаемся каждый день. Исследуемые комментарии более чем красноречиво демонстрируют тот факт, что большинство представителей нашего движения ничем не лучше бешеных псов, готовых не упустить момент, чтобы как можно больнее укусить своего коллегу, причинить любой возможный вред. И после этого мы удивляемся, почему распадаются клубы, почему регрессируют темы, почему мы не можем сорганизоваться в отстаивании своих законных прав и интересов, почему мы не можем совместно повышать уровень и количество мероприятий, почему мы не можем сделать реконструкцию лучше. После этого же мы удивляемся тому, откуда берутся заявы в органы на тех или иных наших коллег, и почему вдруг не с того не с сего происходят спонтанные обыски с изъятиями…. список можно продолжать вечно. Кстати как показала практика, что конфликты интересуют нас больше всего. Даже больше чем полезная информация по матчасти и истории. Например статистика статьи «Как НЕ нужно вести себя по отношению к коллегам!» превысила статистику почти всех иных статей нашего сообщества, при этом даже не будучи в «закрепе» и без репостов в другие сообщества» [Владислав Смородинов «О проблемах реконструкторского движения»].
Вот такой вот добрый мир. И после этого люди искренне удивляются: «Году в 1997-м толкинистов даже разгонял ОМОН – не знаю, правда, зачем это нужно было» [Современные толкинисты].
Так вот, это я к чему. Как отмечают исследователи феномена, «игра в литературе появляется в периоды культурного пограничья, в переломные эпохи, когда особенно остро ощущается хрупкость человеческого существования, призрачность счастья, нестабильность. Хотя в игру уходят и от скуки, от благополучия и пресыщенности, как на сегодняшнем цивилизованном Западе ‒ в поисках остроты ощущений» [Мончаковская 2007: 233-234]. Кроме того, постоянное смешение произведений Дж. Толкина с литературой «фэнтези» связано со сказочным сюжетом, а волшебная сказка, насыщенная магией и чудесами, по замечанию Биричевской, почти неотличима от рыночного бренда, поскольку «Любой рыночный бренд – это всегда волшебная сказка о магическом артефакте, обладание которым открывает дверь в мир мечты» [Биричевская, 2006: 163].
Такая связь неслучайна, ведь в сказке, легенде, мифе заключены художественные образы, которые являются «обобщённой равнодействующей бесчисленных типовых опытов ряда поколений» – «психические осадки бесчисленных переживаний подобного типа, усреднение миллионов индивидуальных опытов» [Пендикова 2008: 99-100], то есть то, что Юнг называл архетипами. «Мозг использует архетипы для облегчения процесса декодирования информации и быстрого ответа на неё» [Пендикова 2008: 150], а следовательно они очень удобны в коммерческой, да и любой другой рекламе. Как отмечает Кэрол Пирсон, президент американского Центра архетипических исследований и их практического применения, «продукты притягивают и удерживают наше внимание по той же причине: они воплощают собой архетип. Например, испокон веков ритуалы омовения означали больше, чем просто физическое очищение: они также символизировали искупление греха или позора, вознаграждающее вступлением на путь истинный и сохранением достоинства человека, который выполнил этот ритуал» [Марк, Пирсон 2005: 26-27]. Дело осложняется ещё и тем, что «неуверенность вызывает тревожность, а тревожность неразрывно связана с магическим мышлением» [Шермер 2015: 95-96].
Связь всех этих явлений с классическим капитализмом, который утвердился в нашей стране после уничтожения СССР, очевидна. Именно рынок, никак не контролируемый государством, порождает чувство неуверенности своими бесконечными рисками, конкуренцией и правом сильного. Именно рынок, нацеленный на анархию производства и потребительство, беспощадно эксплуатирует наши страхи и чаяния, используя агрессивную рекламу, чтобы продавать нам ненужные вещи. Особенно ярко это проявляется в структуре коммерческого архетипа «Простодушный», о котором пишут М. Марк и К. Пирсон. При описании структуры данного архетипа они отмечают следующее: главное желание Простодушного: ощутить Рай; цель: быть счастливым. Вызов: желание чистоты, совершенства и простоты; первый уровень: детская простота, наивность, зависимость, послушность, доверчивость, идиллические настроения; второй уровень: обновление, положительный настрой, новые открытия старого, переосмысление, искупление, вступление на Землю обетованную; третий уровень: почти мистическое чувство согласия и единения, благодаря чему Простодушие есть результат ценностей и внутренней целостности, а не внешнего опыта; бытие, а не делание [Марк, Пирсон 2005: 62-78].
Нетрудно заметить, что идеальный потребитель капиталистического рая – это ребёнок, безоговорочно верящий всему, что говорят «взрослые дяди и тёти». Недаром немецкий экономист, социолог и историк Вернер Зомбарт ещё в первой половине XX века отмечал: «В действительности мне представляется, что душевная структура современного предпринимателя так же, как и все более заражаемого его духом современного человека вообще, лучше всего становится нам понятной, если перенестись в мир представлений и оценок ребенка и уяснить себе, что побудительные мотивы деятельности у наших кажущихся более крупными предпринимателей и у всех истинно современных людей те же самые, что и у ребенка. Последние оценки у этих людей представляют собою необыкновенное сведение всех духовных процессов к их самым простейшим элементам, являются полным упрощением душевных явлений – суть, следовательно, род возврата к простым состояниям детской души» [Зомбарт, 1994: 134].
Отсюда и необычайная популярность ролевых игр не только на уровне литературы и искусства, но и на всех других уровнях: психологические тренинги, всевозможные расстановки по Хеллингеру и даже сексуальные ролевые игры, поощряемые капиталистической порноиндустрией. Во всех этих случаях людям внушаются стереотипы детского поведения и несерьёзного отношения к действительности, потребительский, развлекательный подход к жизни, чему находится и идеологическое обоснование в книгах знаменитого нидерландского философа и историка И. Хёйзинги: «Этот последний элемент, aardigheid [забавность] игры, сопротивляется любому анализу, любой логической интерпретации… Каждое мыслящее существо в состоянии тотчас же возыметь перед глазами эту реальность: игру, участие в игре — как нечто самостоятельное, самодовлеющее, даже если в его языке нет слова, обобщенно обозначающего это понятие. Игру нельзя отрицать. Можно отрицать почти любую абстракцию: право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать серьезность. Игру – нельзя» [Хёйзинга 2011: 25]. Вот так: право, красота и истина оказываются всего лишь абстракциями, а вот игра становится на место абсолюта. Более того, всё это, оказывается, можно отрицать, но на «священную корову» игры руку поднимать не смейте! Да и сама культура может рассматриваться, по мнению Хёйзинги, sub specie ludi [там же: 28], то есть с точки зрения игры.
Таким образом, играющие ролевики-толкинисты вовсе не бегут от действительности, появившейся после гибели СССР, и не творят мир «из себя». Напротив, они – плоть от плоти буржуазной действительности, делающей ставку на развлечение, потребление, игру и детскую психологию. Они успешно интегрируются в этот «дивный новый мир», обретая там престижный статус, частью которого является ролевая тусовка – фэндом. Недаром сами ролевики отмечают, что игры – занятие не из дешёвых. «Я трачу много времени и денег на ролевые игры», – откровенничает один такой беглец от реальности. – «Только в этом году уже 150 тысяч рублей ушло. Под конец года все 400 будет. Самый дефицитный ресурс ‒ отгулы на работе. Иногда приходится сдавать кровь, чтобы получить выходной на поездку» [Современные толкинисты]. Это тот самый господин, который утверждал, что они строили более добрый мир. Мир, в котором кровь сдают не с целью помочь людям, а с целью получить отгул для ролевушки.
Разумеется, бытие господ, могущих выложить за игровой костюм 400 тысяч рублей, не очень похоже на «тошнотворную тюремную камеру», «тюрьму» и «каморку под лестницей». Пишется и говорится это тоже не для нас с вами. Скорее это похоже на интервью элиты шоу-бизнеса, которые хвастаются своими шикарными квартирами и замками. Кстати, попробуйте отличить замок какой-нибудь эстрадной певички от замка ролевика-толкиниста.
То же можно сказать и о реконструкторах, которые это даже не скрывают: «для кого-то реконструкция действительно становится образом жизни, а для кого-то остается дорогостоящим хобби. У меня есть друзья, которые преуспели в профессии, хорошо зарабатывают, но по-прежнему занимаются историей в то небольшое количество времени, которое у них есть» [Историю можно потрогать].
Вот вам и побег! С одной стороны – деклассированные элементы, распивающие алкогольные напитки на руинах старой культуры, грызущиеся между собой, как самые настоящие орки-гопники, и убегающие в игры от нищеты и неустроенности, а с другой – преуспевающие, хорошо зарабатывающие люди с дорогостоящим хобби. Типичные буржуа, причём не мелкие и не средние, а очень даже богатые. Живая иллюстрация тезиса О.С. Мончаковской о том, что в игру люди уходят либо от безысходности, либо от скуки в поисках новых ощущений, знакомая по фильму «Первому игроку приготовиться».
Эскапизм как потусторонний способ решения проблем
Разумеется, правы те, кто говорит, что эзотеризм и «тараканы в голове» не являются специфическим признаком толкинизма. Эскапизм – более общее явление, а толкинизм – лишь его часть. Поэтому понятными все эти побеги в Средиземье становятся, опять-таки, в свете социологии.
В капиталистическом обществе, где властвует буржуазная идеология, невозможно говорить о социальных проблемах. Их как бы вовсе нет. Есть только права отдельных сообществ, или, как остроумно подметил кто-то, «права всех подряд на что попало». Когда же социальные проблемы всё же прорываются наружу, их стремятся закамуфлировать под гендерные, национальные, религиозные и прочие. Отсюда возникает интересное явление, косвенно связанное с проблемой ролевиков-толкинистов, ‒ способы решения накопившихся противоречий. Израильский социолог и специалист в области теории цивилизаций Ш. Эйзенштадт обозначил их как потусторонние и посюсторонние. В самом грубом приближении ориентация на потустороннее разрешение напряжённости не приводила к переустройству важнейших институциональных сфер, то есть революционной смене экономических формаций, в то время как посюсторонний способ решения проблем требовал кардинальных преобразований [Эйзенштадт 1999: 204-210]. Соотношение этих способов было разным в разные эпохи, но я, применяя концепцию Эйзенштадта к теме ролевых игр, хочу отметить, что уход в «потустороннее», то есть, в данном случае, уход в воображаемый мир, очень хорошо отвечал потребностям буржуазного общества и гасил социальную активность молодёжи, отвлекая её от историко-материалистического осмысления происходящего в мире реальном. Для потустороннего способа решения проблем не надо ничего менять и ни с кем конфликтовать, можно просто добавить к «шведскому столу» буржуазных идей и развлечений свои блюда и спокойно жить, подобно премудрому пескарю из сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина. Недаром один из идеологов ролевого движения толкинистов Мария Каменкович в уже упомянутой статье, вполне здраво рассуждая о том, что из мира Средиземья необходимо рано или поздно вернуться в наш мир, тем не менее, тут же подменяет нашу реальность туманными религиозными образами. Потустороннее остаётся потусторонним, даже если кто-то полагает, что его боги реальнее чужих.
И самое главное, религия – это такой же продукт потребления, как и всё, что подаёт сейчас к шведскому столу потребления рынок. «Хорошо, когда он (дивный толкинист – Е.С.) от всей души во что-то верит», – пишет Эстера, которую я цитировал выше. И рынок предлагает большой ассортимент, а иногда даже ассорти из всевозможных религий, которые люди выбирают так же, как они выбирают в супермаркете продукты, – что больше подходит.
Неудивительно, что в толкинистской среде на всех уровнях – от «научной» толкинистики до обычных ролевух – спокойно относятся к «дивным». Религия, мистицизм, побег в вымышленные миры – всё это грани одного «магического кристалла», позволяющего бунтовать без бунта, протестовать без протеста и повышать самооценку до заоблачных высот без малейших усилий, просто общаясь с «воображаемыми друзьями».
А что у Толкина?
Я недаром назвал статью «Толкин против толкинистов». И это не потому, что английский писатель как-то плохо о них высказывался или был принципиально против. Дж. Толкин сам был религиозным человеком и чудаковатым профессором, который вполне мог напялить на себя костюм полярного медведя или англо-саксонского воина и гоняться с топором за изумлёнными соседями, а его письма пронизаны рассуждениями на тему религии, которые довольно плохо состыкуются с книгами, но вполне объяснимы, учитывая общественное бытие того времени, которое и определило сознание профессора, о чём я писал в публикации «Откровения визионера или творческий труд?».
Толкин проповедовал эскапизм, а его творчество, как правильно пишет биограф М. Уайт, «это мир раннего детства, мир, в котором Толкин жил до того, как его мать обратилась к религии, – быть может, Сэйрхоул или Блумфонтейн, где его мать была ещё молодой и здоровой и ничто не нарушало их семейной идиллии. Садясь за пишущую машинку или принимаясь за очередную иллюстрацию к своим книгам, подсознательно Толкин всякий раз возвращался в эти блаженные, чистые времена и в материнские объятия» [Уайт, 2013: 81-83]. Об этом я подробнее говорил в публикации «Мир детства в творчестве Толкина».
Скажу больше! В зарубежной науке создание воображаемого мира, который называется паракосм, рассматривается в контексте детских травм, о чём можно прочитать в монографии [Morrison, Shirley 2005]. Это всё лежит на поверхности, едва только начинаешь знакомиться с биографией писателя и сравнивать с процессом создания им своих произведений и хронологией творчества. Но! Утрируя и абсолютизируя этот аспект, многие забывают образное сравнение, которое Дж. Толкин привёл в своём эссе «О волшебных сказках»: «Anyone inheriting the fantastic device of human language can say the green sun. Many can then imagine or picture it. But that is not enough… To make a Secondary World inside which the green sun will be credible, commanding Secondary Belief, will probably require labour and thought, and will certainly demand a special skill, a kind of elvish craft» [OFS: 140]. – «Любой, унаследовавший фантастическое устройство человеческой речи, может сказать: зеленое солнце. Многие могут представить его себе или даже нарисовать. Но этого мало… Создание Вторичного Мира, в котором зеленое солнце было бы вероятно, управление Вторичной Верой, потребовало бы, вероятно, труда и размышлений и уж точно специальных навыков на уровне эльфийского мастерства». Об этом же повествует и притча о башне: «A man inherited a field in which was an accumulation of old stone, part of an older hall. Of the old stone some had already been used in building the house in which he actually lived, not far from the old house of his fathers. Of the rest he took some and built a tower. But his friends coming perceived at once (without troubling to climb the steps) that these stones had formerly belonged to a more ancient building. So they pushed the tower over, with no little labour, and in order to look for hidden carvings and inscriptions, or to discover whence the man's distant forefathers had obtained their building material. Some suspecting a deposit of coal under the soil began to dig for it, and forgot even the stones. They all said: 'This tower is most interesting.' But they also said (after pushing it over): 'What a muddle it is in!' And even the man's own descendants, who might have been expected to consider what he had been about, were heard to murmur: 'He is such an odd fellow! Imagine using these old stones just to build a nonsensical tower! Why did not he restore the old house? he had no sense of proportion.' But from the top of that tower the man had been able to look out upon the sea» [BC: 7-8] – «Некий человек получил в наследство поле, усеянное камнями – остатками более старого строения. Часть из них он использовал для постройки дома, расположенного недалеко от старого отцовского жилища, из оставшихся сложил башню. Но его приятели сразу, даже не поднявшись по ступеням, обратили внимание на то, что эти камни были когда-то частью древнего здания, поэтому они без особого труда разобрали башню, чтобы поискать скрытые рисунки и надписи и определить, откуда далёкие предки нашего человека взяли строительный материал. Кое-кто, заподозрив наличие в недрах земли запасов угля, забыл о камнях и приступил к раскопкам. При этом все они говорили: «самое интересное – это башня», а после того, как развалили её, заметили: «какая-то она сумбурная!» И даже потомки человека, которым стоило бы проявить уважение к его трудам, впоследствии ворчали: «какой-то он странноватый! Построил из этих старых камней башню! Почему он не восстановил древнее строение? Не понимал его важности?» А ведь с вершины башни можно было увидеть море».
Обычно эти примеры трактуются в смысле серьёзности фантазии и даже противопоставляются серьёзному научному поиску, который явно ассоциируется с «развалом башни». В этом ключе о творчестве Толкина пишет, например, его биограф Х. Карпентер: «Тот, кто роется в компостной куче, изучая остатки растений, из которых она состоит, узнает немного. Лучше посмотреть на то, как сама куча влияет на рост новых живых растений» [Biography: 200]. Но он же в другом месте Биографии пишет нечто прямо противоположное: «Двух Толкиных – учёного и писателя – никогда не существовало. Это был один и тот же человек, а две стороны его деятельности так тесно переплетались, что стали неразличимы, вернее, они вообще не были разными сторонами, но разными воплощениями одного ума, одного и того же воображения» [там же: 146].
Вот в этом суть примеров! Labour, thought и special skill – труд, размышление и специальные навыки на уровне эльфийского мастерства! Да и строительство башни требует серьёзных познаний. Подобный подход созвучен идеям знаменитого русского поэта-символиста К. Бальмонта, о чём я писал в публикации «Откровения визионера или творческий труд?»: «Поэт – облако. Но да вспомнит, кто хочет это понять, как создается облако, сколько малых капель сочетаются в долгой работе своим воздушным дыханием, прежде чем мы увидим белое руно, которое посереет, и потемнеет, и отяжелеет, и раскинется чудовищем, чтоб затем заиграла алая молния и в музыке грома возникла серебряная пляска дождя… Стих должен быть крепким. А для этого нужно скрутить себя. Уметь в весенний свой день сидеть над философской книгой, и английским словарем, и испанской грамматикой, когда так хочется кататься на лодке и, может быть, можно с кем-то целоваться. Уметь прочесть и 100, и 300, и 3000 книг, среди которых много-много скучных» [Бальмонт, 2010: 219].
Именно это и составляет основу творчества Толкина: сидение над словарями, грамматиками и философскими книгами, долгая работа, усидчивость, а не беготня по лесам и придумывание несуществующих биографий! Толкин – это, прежде всего, древние языки и сравнительно-историческое языкознание, десятки тысяч исписанных страниц, конспекты и дневники, письма и записные книжки. Кто-нибудь из толкинистов может предъявить подобного рода архивы в собственном исполнении? Да, в своё время о любителях творчества Толкина могли написать и такое: «Я много раз замечала: человек, который принимается читать книги Дж. Р. Р. Толкина, очень скоро начинает интересоваться множеством самых разных, казалось бы, довольно далеких друг от друга вещей. Первым делом он, конечно, покупает словарь английского языка, видимо, потому, что внезапно осознает: книги гениального филолога лучше всего читать на языке оригинала. Однако следом он начинает покупать и другие словари: на книжной полке появляются учебники древнеанглийского, древневаллийского, древнеисландского, готского... Следом – учебники по общему языкознанию и истории языков, если хочешь глубже понять выстроенные в книгах Толкина языковые системы и проникнуть в реальность созданных им языков. Рядом со словарями выстраиваются мифы и волшебные истории: туда уходят корни толкиновского мира, глубоко в древнюю правду мифологий европейского Северо-Запада. Затем – труды по сравнительной мифологии и теории мифа: читатель Толкина постигает законы построения волшебной реальности; как ни странно, они очень строги, и книги Толкина оказываются тому отличной иллюстрацией. История средних веков, учебники по геральдике, ювелирному делу, составлению средневековых орнаментов, оформлению инкунабул, вышиванию, игре на лютне...» [Прохорова, 1992: 100-110]. Я прошёл именно этот путь. Но за тридцать лет своих исследований и общения с толкинистами я ни разу такого не видел и не слышал. Откройте толкинистские сайты и чаты. Где вы найдёте глубокое и обстоятельное обсуждение «Истории Средиземья» в свете «Калевалы» и «Старшей Эдды»? Сколько раз я пытался обучать «любителей творчества Толкина» эльфийскому языку! Всё заканчивалось на первом же задании: выучить Тенгвар. Снова не тех встречал? Но вот, приглашают меня к участию во Всероссийской научно-практической конференции «Джон Руэл Рональд Толкин: жизнь, наследие, наследники». Отличное мероприятие, интересные доклады, но даже там находятся личности, которые заявляются в аудиторию с накладными ушами и в игровых костюмах, а в одном из докладов, посвящённых толкиновским рукописям и рисункам, выступающий не в курсе, что надписи, на знаменитой схеме вселенной из «Книги Утраченных Сказаний», сделаны на Квенья!
Мне могут резонно возразить: все не обязаны досконально знать эльфийские языки – есть и другие аспекты изучения толкиновских текстов. Согласен. Более того, я сам могу привести в пример замечательную книгу профессора-медиевиста Кори Ольсена «Хоббит. Путешествие по книге», где автор признаётся, что он никогда не интересовался эльфийской лингвистикой, и, тем не менее, блестяще проанализировал поэзию Толкина, показав, насколько много можно узнать из неё о философии и психологии волшебных народов Средиземья [Ольсен 2013]. Но! Толкин неоднократно подчёркивал, что в его творчестве язык первичен по отношению к тексту, и я наглядно продемонстрировал это в публикациях «Творческий метод Толкина» и «Методы Толкиновского языкотворчества». Даже такая, казалось бы далёкая от лингвистики тема, как «Толкин и Первая мировая война» не может быть осмыслена без обращения к словарям «эльфийских» языков и филологическому анализу текста. Так что не философия, не религия, а именно филология, сравнительно-историческое языкознание составляют специфику толкиновских трудов. Без этого Толкином можно только интересоваться, но любить и знать его без обращения к языкам невозможно. При этом совсем не обязательно поступать на филологический факультет и защищать диссертацию, но если уж выступаешь с докладом на научно-практической конференции и высказываешь суждение об «эльфийских» надписях, то надо хотя бы в общих чертах представлять себе материал.
Подчеркну: проблема заключается не в том, что у меня какие-то сомнения в существовании специалистов по творчеству Толкина, а в том, что эти специалисты спокойно относятся к присутствию в своих рядах ряженых и «дивных». Ну, представьте, что на какой-нибудь конференции по проблемам гидробиологии и ихтиологии с докладом выступал романтичный юноша-литературовед в костюме Ихтиандра, на полном серьёзе рассуждавший о возможности существования глубоководной цивилизации полурыб, а ссылки бы делал на фильм про Аквамена. Имело бы его выступление хоть какое-нибудь отношение к теме конференции, даже если бы называлось «Специфика биологии полурыб глубоководной цивилизации Атлантов»? И вообще, допустили бы его до конференции?
Таким образом, сама творческая биография Толкина фатально противоречит всей практике толкинизма и тому, как они позиционируют себя и свою деятельность. И трижды прав был один из комментаторов чата, которого я цитировал выше, и который чётко заявил: «Прилично себя ведущие собираются по квартирам, а не пиво у Памятника хлещут (это я о так называемых "толкинистах")». Хотя с теми, кто устраивает так называемые «квартирники», тоже не всё так просто. Но об этом – в другой раз.
Тексты Толкина
OFS ‒ Tolkien J.R.R. On Fairy Stories // The Tolkien Reader. – N.Y.: Ballantine Books, 1989.
BC – Tolkien J.R.R. Beowulf and the Critics // The Monsters and the Critics and Other Essays. Ed. Christopher Tolkien. George Allen and Unwin, London, 1997.
Biography – Carpenter, H. Tolkien: A biography. New-York: Ballantine Books, 1978.
Литература
Бальмонт, К.Д. Собрание сочинений в семи томах. Т.6: К молодым поэтам/Край Осириза; Где мой дом?: Очерки (1920-1923); Горные вершины; Сборник статей; Белые зарницы: Мысли и впечатления - М.: Книжный клуб Книговек, 2010.
Биричевская, О.Ю. Ценностно-смысловой анализ массового сознания // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.21 ‒ 1.т.7.2006.
Зомбарт, В. Буржуа : этюды по истории духовного развития современного экономического человека : пер. с нем. / Вернер Зомбарт ; подгот. текста Ю.Н. Давыдов, В.В. Сапов ; РАН. Институт социологии . – М. : Наука, 1994.
Марк, М., Пирсон, К. Герой и бунтарь. Создание бренда с помощью архетипов : [пер. с англ] / М. Марк, К. Пирсон. ‒ СПб. : Питер, 2005. ‒ 335 с.
Мончаковская, О.С. Фэнтези как разновидность игровой литературы // Знание. Понимание. Умение. ‒ 2007. ‒ № 3. ‒ С. 231.
Олсен, К. Хоббит : путешествие по книге / Кори Олсен. – Санкт-Петербург : Лениздат : Команда А, 2013.
Павлова С. Р. Презентация книги «Дорога к единорогу» // Палантир, №45, 2005.
Пендикова, И.Г. Архетип и символ в рекламе : учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальностям 032401 "Реклама", 080111 "Маркетинг", 080301 "Коммерция (торговое дело)" / И. Г. Пендикова, Л. С. Ракитина ; под ред. Л. М. Дмитриева. - Москва : ЮНИТИ, 2008.
Прохорова Н. Г. Приглашение к бегству // Знание-Сила. 1992. №10.
Уайт, М. Джон Р. Р. Толкиен : биография: перевод с английского / М. Уайт. – СПб : Амфора, 2013.
Хёйзинга Й. Homo ludens. Человек играющий / Сост., предисл. и пер. с нидерл. Д. В. Сильвестрова; Коммент., указатель Д. Э. Харитоновича. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. ‒ 416 с.
Шермер, М. Тайны мозга : почему мы во все верим: От призраков, религий, инопланетян и богов до политики, псевдонауки и заговоров: Пер. с англ. / М. Шермер. – Москва : Эксмо , 2015. – 560 с.
Эйзенштадт, Ш. Революция и преобразование обществ : сравнит. изучение цивилизаций / Ш. Эйзенштадт ; Пер. с англ. А.В.Гордона, Науч. ред. пер. Б.С.Ерасов. - М. : Аспект Пресс, 1999.
Morrison, Delmont C., Shirley L. Memories of Loss and Dreams of Perfection: Unsuccessful Childhood Grieving and Adult Creativity. Baywood, 2005.